– Послушай, Том, я не знал, что тебя так заденет необоснованное предположение… – Хэрндон трясет головой. – Поедатели не могут быть разумными существами. Это очевидно. Иначе бы нам не поручили ликвидировать их.
– Наверно, – соглашается Том Две-Ленты.
– Нет, я не знаю, что у Тома на уме, – говорит Эллен. – Но твердо уверена, что ему нужен отдых. После восстановления личности прошло всего полтора года, а у него был тяжелый срыв.
Майклсон разглядывает какой-то документ.
– Он трижды подряд отказывался рассеивать гранулы. Утверждает, что не может отрывать время от своих исследований. Черт, мы в состоянии подменить его, но меня беспокоит мысль, что он чурается этой работы.
– А что за исследования он проводит? – интересуется Николс.
– Только не биологические, – говорит Джулия. – Он все время торчит в загоне, но я не замечала, чтобы он делал какие-то анализы. Просто наблюдает за поедателями.
– И разговаривает с ними, – добавляет Чанг.
– Да, и разговаривает, – подтверждает Джулия.
– Кто узнает, в чем дело?
Все глядят на Эллен.
– Ты ближе всех к нему, – говорит Майклсон. – Можешь повлиять на него?
– Сперва нужно узнать, что с ним творится, – отвечает Эллен. – От него не добьешься ни слова.
Нужно быть очень осторожным – их много, и общая забота о твоем душевном равновесии может стать роковой. Они уже поняли, что ты обеспокоен, и Эллен начала искать причину беспокойства. Прошлой ночью ты лежал в ее объятиях, и она умело, исподволь расспрашивала тебя. Ты понял, что она хочет выяснить. Когда взошли луны, она предложила прогуляться по загону среди спящих поедателей. Ты отказался, но она понимает, что ты связан с этими существами.
Ты сам тоже провел зондирование – кажется, умело. И знаешь: поедателей тебе не спасти. Непоправимое свершится. Повторяется 1876 год; вот бизоны, вот индейцы сиу, и они должны быть уничтожены, потому что строится железная дорога. Если ты заговоришь здесь в открытую, твои друзья успокоят тебя, утихомирят и обработают тебе память, потому что они не видят того, что видишь ты. Если вернешься на Землю и начнешь протестовать, над тобой посмеются и порекомендуют повторное восстановление. Ты ничего не можешь поделать. Ничего.
Ты не можешь спасти, но, вероятно, можешь увековечить.
Отправляйся в прерию. Поживи с поедателями; подружись с ними, изучи их уклад жизни. И все запиши, сделай полный отчет об их культуре, чтобы не исчезло хотя бы это. Ты знаком с техникой антропологических исследований.
Сделай для поедателей то, что когда-то было сделано для твоего народа.
Он подходит к Майклсону.
– Можешь ты освободить меня на несколько недель?
– Освободить, Том? Что ты имеешь в виду?
– Мне нужно провести кое-какие исследования. Я хотел бы уйти с базы и поработать с поедателями на природе.
– Чем не устраивают тебя те, что в загоне?
– Майк, это последняя возможность поработать с ними в естественных условиях. Я должен уйти.
– Один или с Эллен?
– Один.
Майклсон неторопливо кивает.
– Ладно, Том. Как знаешь. Иди. Я тебя не удерживаю.
Я пляшу в прерии под золотисто-зеленым солнцем. Вокруг меня собираются поедатели. Я раздет; моя кожа блестит от пота, сердце колотится. Я разговариваю с ними пляской, и они понимают меня.
Понимают.
У них есть язык, состоящий из мягких звуков. У них есть бог. Они знают любовь, благоговение и восторг. У них есть обряды. У них есть имена. У них есть история. В этом я убежден.
Я пляшу на густой траве.
Как мне объясниться с ними? Ногами, руками, тяжелым дыханием, потом.
Они собираются вокруг меня сотнями, тысячами, и я пляшу. Останавливаться нельзя. Они теснятся вокруг и издают свои звуки. Я – потайной ход неизвестных сил. Видел бы меня сейчас прадед! Старик, пьющий на своем крыльце в Вайоминге огненную воду, отравляющий свой мозг, увидь меня!
Увидь пляску Тома Две-Ленты! Я говорю с этими чужаками пляской под солнцем совсем другого цвета. Я пляшу. Пляшу.
– Слушайте, – говорю я им. – Я ваш друг; мне, только мне одному вы можете доверять. Доверьтесь, поговорите со мной, просветите меня. Дайте мне сберечь ваш уклад жизни, потому что близится уничтожение.
Я пляшу, солнце поднимается, поедатели бормочут.
У них есть вождь. Я приближаюсь к нему, отступаю, снова приближаюсь, кланяюсь, указываю на солнце, изображаю существо, живущее в этом огненном шаре, имитирую звуки этого народа, опускаюсь на колени, встаю, пляшу. Том Две-Ленты пляшет для вас.
Я обретаю забытое мастерство своих предков. И чувствую, как в меня вливается сила. Я пляшу за Разветвленной рекой, как плясали мои предки во времена бизонов.