Совсем немного ночей Яромире осталось провести в отцовском тереме. Коли по утру приедут сваты да сам княжич Воидраг, то назавтра ее и просватают. А там — седмица, другая, и закончатся устроенные князем Ярославом празднества.
И будет для нее только одна дорога — вместе с женихом, в его земли. Новые для нее. Чужие. Нежеланные.
Словно чувствуя спутанные, тяжкие мысли Яромиры, Звенислава с ней почти не говорила. Помогла снять с головы тяжелое, богато украшенное обручье и, прогнав чернавок, сама расплела дочери косу, сама расчесала длинные, густые волосы расписным гребнем.
— Мне тоже было страшно, — в последний раз проведя рукой по ее волосам, княгиня обошла сидевшую на лавке дочь и устроилась на постели напротив нее.
Звенислава улыбнулась, вспомнив свои самые первые дни в ладожском тереме. И долгую, бесконечную дорогу до него из княжества дядьки Некраса. А сколько потом всего с нею, глупой девкой, приключилось?!
Яромира бросила на нее быстрый взгляд исподлобья и вновь принялась глядеть на сложенные на коленях ладони.
— Да каждой по началу страшно бывает. Все же трудная нам достается доля: покидать дом, который знаем с младенчества, покидать семью и уходить к мужу. Невеста умирает, чтобы потом родиться женой.
Звенислава говорила, и в ее голосе звучала грусть. Она смотрела на нахохлившуюся княжну и вспоминала себя много-много зим назад. Вестимо, со стороны и она смотрелась таким же испуганным, взъерошенным птенцом.
— Ты и впрямь боялась?
Когда сказывала им с Любавой басни, об этом матушка никогда не говорила.
— А то как же! — Звенислава улыбнулась ей так, словно была веселой подружкой, а не ладожской княгиней.
— А Любава вот не боялась. Она женихом своим с детства крутила, как хотела, — уязвленная Яромира недовольно поджала губы. Старшей сестре она тут завидовала.
— При отце так, смотри, не скажи, — княгиня укоризненно ей попеняла. — Ничего хорошего нет, что Любава так над мужем верховодит. Но не будем об этом. Судьба у моего двухродного брата тяжелая… верно, потому и получилось так.
Княгиня грустно развела руками и погладила тяжелые, драгоценные обручья, что стягивали ей рубаху на запястьях.
— Сперва все боятся, — повторила она, поймав взгляд Яромиры. — Но посмотри, как у нас с твоим отцом все сладилось. Я, не задумываясь, согласилась бы сызнова все пережить, лишь бы подле него оказаться.
— Любишь его? — невольно вырвалось у княжны, и она слегка смутилась. Негоже такое у матушки спрашивать.
— Вестимо, люблю, дочка, — но Звенислава посмотрела на нее спокойно и улыбнулась. — И ты полюбишь Воидрага. Ты токмо не торопись, не руби с плеча. В этом ты с отцом схожа. Ярослав такой же. Коли что не по нраву ему придется, вовек не переубедить его!
И княгиня всплеснула руками, задумавшись о чем-то своем.
— Но я уже полюбила, матушка, — шепнула Яромира своим ладоням и сызнова уткнула взгляд в натянутую на колени длинную ночную рубаху.
— Это еще не любовь. Это твоя детская забава, и она очень скоро пройдет. Через пару зим оглянешься назад, и сама удивишься тому, как раньше мыслила.
— А коли не пройдет? — выдохнула она жалостливо и прикусила краешек губы.
— Пройдет, — непреклонно отозвалась Звенислава.
Она наклонилась к дочери и сжала ее ледяные пальцы в своих ладонях.
— Выйдешь за Воидрага, уедешь с ним — и все пройдет. Присмотрись к княжичу. Коли у него при тебе язык отсыхает — это чего-то, да стоит.
— Воидраг, Воидраг, — Яромира резко высвободила свои руки и недовольно дернула плечами. — Токмо о нем все и говорите!
— Так он жених твой! О ком нам еще говорить? — Звенислава прищурилась, и княжна присмирела и поспешила унять свой прорезавшийся гонор. — А о других ты, Яромира, позабудь. Просватана завтра будешь.
— Может, и не буду, — очень-очень тихо, себе под нос пробубнила княжна, и, на ее счастье, матушка ничего не услышала.
Звенислава еще немного посидела у нее в горнице и вскоре ушла, поцеловав ее на ночь в пушистую макушку. У Яромиры сызнова к глазам поднялись слезы, и она бросилась на примятую постель, уткнулась в подушку и всласть наревелась. Будет уже, и так целый день сдерживалась!
Так горько-сладко она плакала, что не услыхала, как кто-то скребся в дверь. Тихо-тихо, словно мышка. Сперва перепугалась княжна невообразимо, пока не уразумела, что тот, на кого она помыслила, никогда бы в княжий терем ночью не проник. Потому, утерев слезы, она подошла и распахнула дверь. На пороге с той стороны топтался меньшой братец Крутояр.
Посторонившись, Яромира пропустила его и окинула нетерпеливым взглядом.