Жалели княжну и среди челяди, и среди дружины Некраса Володимировича. Всё ж любили люди гордую, своенравную княжну. Знавали еще с самого детства!..
В один из дней князь сидел на пороге клети, примыкавшей к задней стороне терема. Он держал перед собой меч, воткнутый остриём в землю, и чистил его сложенной в несколько слоев тканью. Увидав, Горазд аж подпрыгнул и позабыл, зачем искал Ярослава Мстиславича.
— Я не доглядел, княже?.. — с опаской выпалил на выдохе — так спешил к нему!
Где это видано, чтобы господин меч сам чистил!
Князь поднял голову и посмотрел на него, прищурившись. Хоть и сидел он под высокой стеной терема, а жгучее степное солнце слепило глаза даже в тени.
— Нет. Захотелось мне.
Ярослав Мстиславич покачал головой, повыше закатал рукава простой холщовой рубахи и вернулся к прерванному занятию. Горазд остался подле него, неловко переминаясь с ноги на ногу. Чувствовал он себя глупо донельзя. Совсем по иной надобности шел он к князю и не так чаял заговорить с ним!
— Говори уже. Что мнешься, — велел князь недовольно.
— Мне дядька Крут молчать велел… но я помыслил, а вдруг сгодится… — спутанно, сбивчиво заговорил отрок и оборвал сам себя.
Что лопочешь, будто дитя! Он замолчал и набрал в рот воздуха; мыслил, успокоиться так. Князь терпеливо ждал. Правда, меч в сторону отложил. Не посидеть ему нынче в одиночестве, не обдумать все в тишине.
— Господине, — сызнова заговорил Горазд, — когда седмицу назад ты спросил, где мы с воеводой Крутом были, а я ответил, что ездили поглядеть на место…
— Солгал, — перебил отрока князь. — Ты солгал мне. Чаешь в том повиниться? — хлестко, с уловимым раздражением спросил Ярослав Мстиславич.
— Нет, княже… то есть, да, но… — Горазд окончательно запутался и растерялся.
— Ведаешь, что за ложь князю бывает? — дождавшись кивка отрока, он продолжил. — Ну, об этом мы еще потолкуем. Говори, что хотел.
Горазд подавил вздох. Тяжесть княжеской руки он знавал не понаслышке.
— Мы не просто тогда ездили поглядеть на место, где хазары напали, — заговорил отрок. Прав князь. Нужно сперва сказать, что намеревался, а уж после себя жалеть.
— Воевода Крут искал что-то и мне велел. И я нашел втоптанный в землю перунов оберег…
Когда князь вскочил на ноги, Горазду потребовалось немало мужества, чтобы не отшатнуться в сторону. Он замолчал и перевел дух.
— Что нашел? — выдавил Ярослав Мстиславич сквозь зубы.
— Перунов оберег. Дядька Крут забрал себе и тебе велел не сказывать.
Не зря эта мысль точила Горазда уж второй день! Нашел он нечто шибко важное и для воеводы, и для князя. По скудомыслию своему он не разумел, отчего да почему. Но не стал бы князь просто так тревожиться.
— Как этот? — Ярослав Мстиславич вытащил из-под рубахи длинный шнурок с Громовым колесом.
— Токмо там молот был. И на цепочке, — отроку приходилось задирать голову, чтобы смотреть князю в глаза.
Чтобы найти оберег, князь приказал вывернуть наизнанку седельные сумки и иную поклажу воеводы. Горазд поискал даже на конюшне в стойле у лошади дядьки Крута, но все попусту. Мальчишка уж стал терзаться, а вправду ли он видел тот оберег да держал в руках? Уж не помстилось ли ему?
— Ты кому-то говорил об обереге? — спросил его князь, когда перунова молота не оказалось и в последней сумке воеводы.
— Нет, княже.
— И впредь молчи. А как воевода очнется — я с ним потолкую. Коли б он сказал мне сразу, да ты не солгал… все было бы ино.
Когда услышали крики про пожар, Горазд с Вышатой да другими кметями повскакивали с лавок в чем мать родила. Токмо успели портки натянуть да ножны с мечами похватать, прежде чем вывалились из клети на холодный ночной воздух.
По коже тотчас рассыпались гусиные лапки да красные пятна; правда, мОлодцы их не замечали. Бросились, кто куда — расталкивать слуг, коли кто спал еще, выводить из конюшни лошадей, таскать воду из колодца, будить князей да их домочадцев на другой стороне терема. Горазд побежал туда. Ярослав Мстиславич нынче в клети с дружиной не ночевал; верно, в горнице с дядькой Крутом остался.
На княжеской стороне терема хватало подмоги. Два кметя стащили по всходу и вынесли в сени сынишек Некраса Володимировича; кто-то звал княгиню Доброгневу. Нужно было подсобить и вытащить, покуда можно, из горниц сундуки с добром, и Горазд взялся за один из них. Склонился и почувствовал, как вздулись на спине следы от плети.