Меня одели, в моё же ношеное, полустаканом подлечили, вторым полустаканом ввели в легкое состояние пофигизма и опять, в качестве грузчика, и сопровождальщика, повезли на оптовый рынок за товарами.
Пришлось отрабатывать все прелести веселой жизни в бабском, полностью бермудском треугольнике. Сейчас я конечно, понимаю… Там бы я и сгинул пропавшим кораблем, погиб в пучине с чудищами заморскими, если бы не отпросился у «бабиньона» посетить некий буддийский храм. Зазывный плакат об экскурсии висел в вестибюле.
По поводу неработающего рынка, причин я не знал, но все «альпинисты-спелеологи» отправились вместе со мной. Какое-никакое, а развлечение.
ГЛАВА 12 Гусаров
Походил вместе со стадом, потоптал священную для местного населения землю. Послушал, как мои спутницы на своем распевном языке общаются с нищими, те им отвечали на том же языке, посчитал это галлюцинациями бессонной жизни и слишком плотного сексуального графика боевых, круглосуточных дежурств…
Узнав от вечно испуганного гида, что на экскурсию отводиться еще, по меньшей мере, часа три, я быстренько потерял из виду своих подружек и стал самостоятельно болтаться по территории храма, пытаясь, хоть как-то прийти в себя и в чертоге сакральных святынь найти успокоение измученному телу. (Эко завернул-то.)
Усталость от большого объема впечатлений, выпитая вчера вечером теплая местная водка на тараканах с привезенным национальным продуктом (сальце с чесночком и укропчиком) все это вызывало жуткую испарины и общую потливость, которая, в свою очередь не давала разогнаться мысли и впитать впечатления от увиденного…
Присев на деревянную скамью, я промокнул снятой рубахой пот, огляделся и попытался отдышаться. Чуть поодаль от меня, сидящего в темноте, одиноко молился монах. Он наклонялся, раскачивался, что-то невнятно бормотал себе под нос. Наблюдать за ним было забавно, я уже совсем было собрался уйти, чтобы своим присутствием не мешать отправлять религиозный культ, как монах стал заваливаться на бок и очень неестественно укладываться на каменные плиты…
На первый взгляд могло показаться, что упавший монах исполняет один из религиозных ритуалов, но уж больно странно лежало тело. В ратных походах, где мне не единожды приходилось бывать, видя такие позы, как правило, зычно кликали санитаров с последующей транспортировкой тела в санчасть.
Я еще засомневался, подходить, не подходить к нему, но бывшее членство в ОСВОДе и пионерской организации, научившие помощи попавшим в беду, взяло верх над нетрезвой мыслью. Быстро подошел, взял монаха (оказавшегося глубоким стариком) за запястье и нащупал тонкую нить ускользающего пульса. Ни хрена себе, дедок-то, должно быть помирает…
Пришлось подхватывать старика на руки и по какой-то, раньше невидимой, запрятанной в стене лестнице, тащить это почти невесомое тело на крышу. Там, на свежем воздухе, мне было некогда любоваться окружающими горами и великолепным пейзажем…
Глаза у старика были закрыты, а тело начинало деревенеть. Пришлось срочно вспоминать курс оказания первой помощи и проводить активные мероприятия по оживлению… Искусственное дыхание чередовалось с массажем сердца и так по переменно… При этом помогал себе волшебными словами: «Давай старик, открывай глаза, не умирай, давай старикан…». Складывалось впечатление, что он мог понять меня, но главное было то, что он должен был слышать человеческий голос, а не трубы встречающих его архангелов, или кто там есть в их религии…
Замаялся сам и его заездил, но грудину не сломал и славненько. Через некоторое время опять взял старика за запястье и почувствовал, что ровнее и отчетливее пульсирует кровь по жилам…
Когда уставший и довольный от того, что совершил, поднялся с колен и начал глазами искать рубашку-апаш, она же носовой платок, увидел вокруг себе большое количество, молча стоящих оранжевых людей. Как мог, улыбнулся и развел руками, мол, давай, робяты, сейчас ваша очередь, а я сделал все что мог.
Лежащий старик, открыл глаза и что-то пролепетал. Окружающие монахи, дружно закивали головами, указывая глазами на меня. Мол, точно, точно — вот этот вот… Он все и сделал. Кивали доброжелательно, то есть бить по-шаолиньски не будут, ну и на том спасибо.
Старик не без помощи окружающих поднялся на ноги и жестом попросил меня нагнуться, росточка он был примерно мне до груди. Я нагнулся, он, взяв мою голову в руки и не отводя своих пронзительных голубых глаз от моих, довольно больно сжал ее в области висков, перевел руки к шее, потом к сердцу, ниже, еще куда-то… После опять, еще сильнее сжал виски…
Вообще я человек терпеливый, могу много выпить и плотно закусить, но от старческих ручонок, подаривших мне боль, поневоле охнул, из глаз по той же неволе, брызнули слезы…
Когда вытер глаза и с облегчением вздохнул, увидел лишь спину удалявшегося монаха. Осмотрелся. Вокруг никого. Голова побаливала, но пришлось отнести это насчет вчерашнего водочного излишка, после чего меня передернуло, гадость какая, эта мерзкая местная дрянь, еще эти ненасытные бабы…
Это ж надо, — тоскливо думалось мне больной головой, без надежды в глазах. — Забраться за тысячи километров, чтобы совершенно безвозмездно, тупо и безмозгло напиться всякой дряни, а потом совершить поступок, который и благородным-то можно назвать с большой натяжкой… Пионер хренов…
Полный тоскливых мыслей, разболтанной походкой матроса торгового флота, поплелся к выходу.
Когда выходил, стоящие монахи стали низко кланяться и что-то мне в спину бормотать. Что я мог в ответ сказать?
— Да ладно, пацаны, — я и вправду был смущен таким вниманием, поэтому и ляпнул из своего далёкого прошлого. — На моем месте, так поступил бы каждый… И не к месту добавил: «Друзья сознаются в беде»
Гид-переводчик, наблюдавший эту сцену со стороны, был крайне удивлен тому, что происходило у него на глазах.
ПЕРСОНАЖ ХАОСА Эпизод № 5
Вульгарный «с петухами и курами» пиджак, снятый с манекена, напоминает цветные витражи Шагала за дверью общей хижины. В этом истрёпанном ветрами и непогодой помещении, он обслуживал ночное дремлющее сознание своих неофитов.
Выйдя за дверь, прислушался, остановился. После перешел к цветущей клумбе и уже там, над ней, плакал навзрыд от проникающей радости осязания цветов, как над могилой лучшего друга. Форма лишённая человеческого содержания начинала работать со знаком минус — это взбадривало и настраивало на минорные оттенки.
После плача он понял, чтобы в середину туловища пришло нечто новое — исподволь возникло желание здорово напиться. Если очищаться — то уж в полной мере. В пьяном виде он поменял чисто конкретный дым Отечества на призрачный фимиам свободы. Вкушать который начал беспорядочно, запивая, чем придётся. Вот так и проявлялась старческая вздорность и неразборчивость в выборе очистительных процедур.
ГЛАВА 13 Смерть губернатора
Губернатора Птурской области Петуха Петра Петровича, грохнули прямо у подъезда. Застрелили спокойно, не торопясь и по деловому. За что, кто, кому выгодно — с этим разбираются следователи. Задержали троих доходяг и они, после ласковых уговоров в отделениях «стражей порядка конституционного строя» уже начали давать правдивые показания, полностью изобличающие их вину. Одного задержанного, правда на третий день нашли в канализационном коллекторе с многочисленными гематомами на лице, внутренними переломами травмами не совместимыми с жизнью.
Пётр Петрович, разомлевший и весьма довольный всем случившимся полчаса назад, потеряв бдительность и осторожность, выходил от своего партийного товарища по «Единой неделими» (коли кликать по фене, то от барухи) местного «переходящего вымпела» по имени Жанка-буфетчица.