Сталин докладывает Политбюро о том, что Ленин просит у него яд. Остается неясным — дали ему, в конце концов, яд или нет. Скорее всего, не дали, ибо речь шла все время о цианистом калии, смерть от которого мгновенна, но Ленин умер после очередного приступа. За последние три часа его жизни около постели больного проведено три консилиума, температура 42,3. «Ртуть поднялась настолько, что дальше в термометре не было места». Эта картина не накладывается на отравление цианистым калием. Наркомздрав Семашко обмолвился вскоре, что мозг Ленина к моменту смерти и вскрытия превратился в «зеленоватую жижу». Патологоанатом расскажет о склерозированных сосудах мозга, ставших ломкими палочками почти без просветов для тока крови. Кто-то напишет «о больном левом полушарии, сморщенном и ссохшемся, размером с грецкий орех, висящем на ниточке, уходящей в здоровое полушарие мозга…». Дора Штурман («В.И. Ленин»): «Тему сифилиса стараются обойти… Определение прогрессивного паралича слишком категорично — «сифилитическое поражение мозга» и никаких гвоздей». «По заключению доктора В.М. Зернова, мозг Ленина представлял собой характерную ткань, переродившуюся под влиянием сифилитического процесса». Такого же мнения был и академик И.П. Павлов. Он утверждал, что «Ленин был болен сифилисом, и что об этом было запрещено говорить под угрозой смерти. Не вызывает сомнения, что материалы анализов крови были изъяты из архива и уничтожены для того, чтобы скрыть истинный диагноз» Добавим: попытаться скрыть. Но шила в мешке все равно не утаишь: «Художник Ю. Анненков, которому поручили отбор фотографий и зарисовок для книг, посвященных Ленину, в Институте им. В.И. Ленина увидел стеклянную банку. В «ней лежал заспиртованный ленинский мозг… одно полушарие было здоровым и полновесным, с отчетливыми извилинами; другое как бы подвешено на тесемочке — сморщено, скомкано, смято и величиной не более грецкого ореха» То есть подтверждений более чем достаточно.
Еще в 1921 году Ленин жалуется на головные боли… но болезнь не оставляет его а даже прогрессирует. Принимаются все меры д ля его излечения. Из-за границы выписывают знаменитых профессоров, светил медицины… Болезнь развивается, появляются тяжелые приступы, немеют руки и ноги, временами больной приходит в необъяснимое возбуждение, кричит, машет руками… К концу года состояние его заметно ухудшается, он теряет способность говорить, вместо членораздельной речи издает какие-то неясные звуки… раздается мычание или бессвязные слова; взгляд… становится невыразительным и отупевшим; приглашенные из-за границы за большие деньги немецкие врачи… снова в полной растерянности. На фотографии, сделанной в Горках его сестрой Марией Ильиничной, мы видим похудевшего человека с одичавшим лицом и безумными глазами. Таким был Ленин за полгода до смерти. Он не мог говорить, ночью и днем его мучили кошмары; временами он кричал, размахивая руками, но чаще выл, как волк. Он видел своих жертв: Николая Второго, его малолетнего больного сына, немецкую принцессу — русского белого ангела Елизавету Федоровну. Все они стояли перед ним с вилами, исключая Елизавету Федоровну, и в глазах у всех мучеников был один вопрос: за что? откуда ты взялся, дьявол? Ты уже погубил Россию, теперь твоя очередь отправиться в шахту. Мы тебя проколем вилами, затем обольем кислотой и сбросим твой труп в заброшенную шахту.
— Помилуйте его, — умоляла Елизавета Федоровна, сохранившая свою божественную красоту, не вытирая слез, — он не знал, что творил.
— Так ты выжила в шахте? — хотел спросить Ильич, но у него не получилось, он только мычал, потом стал выть, а потом упал на пол и стал в конвульсиях бить ногами.
Вечером двадцатого января больного осматривал профессор Авербах и ничего как будто не нашел. На следующий день после обеда профессора Ферстер и Осипов тоже осматривали больного и констатировали удовлетворительное состояние, которое вот-вот даст положительный результат, но после их ухода у больного началось подозрительное клокотание в груди, бессознательным становился взгляд. Он снова стал выть то ли от боли, то ли от галлюцинаций, то ли от чего-то еще, один дьявол знает. Он выл так, что Надежде Константиновне пришлось затыкать уши. Санитар и начальник охраны взяли его на руки, держали на весу. Судороги пробегали по его телу как у тех, кто корчился с простреленной грудью: палач на такие пули был щедр.