Выбрать главу

Они не знали, не могли понять и ни за что бы не поверили, скажи кто-нибудь, что комната с обшарпанными обоями, квадратный стол, выскобленный до черноты, и скамья, которая была старше их обоих, — вся эта неустроенность будет вспоминаться как свидетельство лучших времен. Им казалось, что они научились дорожить друг другом только потому, что понимали прекрасное и помнили добро, а на самом деле больше всего их сблизила эта неустроенность.

Стояла поздняя весна, и ветки черемухи стучали в окно. Земля под деревьями была усыпана белыми лепестками. И когда багровая полоса заката падала на верхушки деревьев, а сумерки окутывали небо, они ощущали восхитительное одиночество и были счастливы.

Через несколько лет, вернувшись издалека, оба с неловкостью разглядывали ветхое строение с подслеповатыми окнами у самой земли, комнату, в которой было трудно поместиться, и сад, ставший еще мощнее и выше. Выросли дети, а может, совсем другие жильцы поселились в доме, — словом, никто не узнал ничем не примечательную парочку, стоявшую у забора. И никто не догадывался, что было на душе у высокой смуглой женщины в открытом зеленом платье и мужчины с уставшим лицом, в светлом летнем костюме.

Дачники, да и только.

— Не сдается, ничего не сдается! — проговорила ворчливо, пряча глаза, толстая тетка с кучей белья, завернутого в простыню. — Своих родственников понаехало — не знаешь, куда девать.

Женщина и мужчина пожали плечами и поглядели друг на друга, как будто спрашивали: «Неужели здесь и прошла самая лучшая, самая главная, самая прекрасная пора!»

Тогда их часто посещала старуха. Во время долгих неторопливых разговоров Гошка лепил разные безделушки из пластилина. Легкость и непринужденность этого занятия приводили Людмилу в восторг. Скоро на подоконнике появилась галерея смешных человечков, разных животных, которые нападали друг на друга, спасались бегством, сражались. Это увлечение кончилось так же внезапно, как пришло.

С шутки, с забавы началось другое. Гошка взялся сделать скульптурный портрет Натальи Петровны. Сначала использовался пластилин, потом, в отсутствие старухи, Гошка развел глину.

Наталья Петровна, приходя к ним, говорила, что отчим переживает, что мать собирается их навестить, а Катя шлет приветы и желает здоровья. Словом, старалась всех примирить. А Гошка просил ее рассказать про Ярославль, про мятеж и про то, как рабочие отряды ловили в лесах банду зеленого савинковца, который вершил казни в ту далекую страшную ночь.

Вначале портрет был очень похож. Людмила удивилась и первый раз взглянула серьезно на это занятие. Когда Наталья Петровна уходила, Гошка начинал работать.

Но постепенно черты сходства стали, по мнению Людмилы, утрачиваться. В лице исчезла старческая дряблость. Медленно валившаяся голова выпрямилась, в облике появилась твердость, решительность и какая-то окрыленность. Людмила, знавшая Наталью Петровну, никогда этого не замечала. Потом однажды, откинув тряпку с сырой скульптуры, она ахнула, так поразил ее жесткий, мученический, совсем не свойственный Наталье Петровне взгляд.

Она ничего не сказала Георгию. Но несколько дней не смотрела на его работу. А потом вдруг нашла скульптуру разрушенной и огорчилась. А Георгий опять как ни в чем не бывало начал лепить безделушки. Иногда отключался, устремив глаза в одну точку, потом пальцы снова принимались лепить какие-то бессмысленные фигурки чертенят, водяных, львов и прочую живность. Затем все это превращалось в буро-полосатый комок, если Людмила не успевала вовремя спасти у него из-под рук какую-нибудь замысловатую диковину.

Потом снова из глины стал собираться образ, который он искал.

— Почему ты не хочешь сделать портрет похожим? — изумлялась Людмила. — Ведь в первый раз было так хорошо.

— Ты думаешь? — выговаривал он медленно, и Людмила видела, что ему безразлично ее мнение. — На что похожим?

Первое время он был еще не прочь лечь в кресло, закинув ногу на ногу, и порассуждать о мудрости неторопливой провинциальной жизни. Но потом, в работе, все это ушло, выражение лица ожесточилось. Людмила почувствовала, как пропадает прежняя легкость в их отношениях, становится трудно решать самые простые вопросы, если он, пробудившись и разрушив очередной вариант, начинал с дотошной суетливостью вникать в хозяйственные дела.