Поленька пошла к станции, заглянула во второй магазин. Там было так же пусто, и она не стала больше спрашивать.
В ее отсутствие Павлик, видно, заходил домой, ворошил продукты. Потом она ждала его до утра, а он так и не вернулся. Она заснула на постели не раздеваясь.
Воздушного налета в ту ночь не было.
Первая щель появилась во дворе у Вихляевых. Ее старательно вырыл Сергей. Соседи ходили смотреть. Щель получилась аккуратная, как и все, что делал Вихляй. По краям на зеленой траве ровными валиками краснел вывороченный и тщательно уложенный песок.
Работу хвалили.
— А маскировка? — крикнул бородатый сосед-сапожник, с которым вся улица почтительно здоровалась, так хорошо и крепко он шил. И видно, причина заключалась не только в сапогах, человек был не дурак. Он сказал, и все тотчас прислушались и перестали хвалить Вихляя. — Маскировка, — повторил сапожник, добиваясь взглядом, чтобы поняли смысл сказанного слова. — Бруствер-то вон! Эти окопы с неба видать…
— Ночью-то? — спросил Вихляй. Но отпор его прозвучал неубедительно.
— Смотря какая ночь, — подсказал кто-то.
Сапожник не унимался:
— А взрывная волна? Щель надобно углом рыть.
Вихляй слушал молча.
Через пару дней, проходя мимо, Поленька увидела: к щели под углом примыкала другая траншея. А бруствер закрыли дерном.
Вихляй был в рубахе, с лопатой.
— Погляди! — крикнул он.
Поленька вошла за ограду. Опять собрался народ, меньше, чем в прошлый раз. Поленька обратила внимание на то, что перестала встречать многие знакомые лица. Будто какую-то прослойку вырубили. Не сразу осознала причину, а поняв, оцепенела: призвали! уже воюют… Неужели и Павлика возьмут? Она знала, что возьмут, но каждый раз, думая об этом, холодела: «Неужели?»
Через Сосновку несколько раз проходили войска. Поленька чувствовала, что идет где-то рядом мощная жизнь. И эта мощь выбрасывает навстречу фронтам эшелоны с людьми, оружием. Но ее маленький мирок еще не был затронут этой мощью. И она вся извелась, стремясь сохранить его. По-особому стала глядеть на Вихляя, Чулюгина, Гурьянова.
Вихляй, распаренный, красный от работы, с уверенным, удовлетворенным видом подвел младшего братишку и, взяв за руки, опустил в щель. Малыш, еще не коснувшись земли, повиснув на вытянутых руках, спросил:
— Ты меня в могилку опускаешь?
Гомон умолк. Молчание придавило людей.
Разошлись так же молча.
Сперва на затею Вихляя смотрели как на чудачество. Не долетят! Но когда начались воздушные тревоги, а потом и налеты, щели появились в каждом дворе.
Возле Поленьки не было никаких важных предприятий, которые бы представляли интерес для немцев. Но у Сосновки проходила какая-то линия ПВО, поэтому над ней без конца завязывались сражения. Снизу казалось, что самолеты разворачиваются медленно, и сердце у Поленьки стучало чаще, чем пулемет, все казалось, что летчики медлят. Только падая, самолеты быстро увеличивались в размерах, и становилось ясно, на каких скоростях идет в небе бой. Когда в конце оврага, срезав елку, упал наш самолет, ребята научились различать за этой медлительностью смертельный вихрь. И видели, кто не успевает, а кто выходит победителем.
К войне, наверное, легче всего привыкают семнадцатилетние. Не ко всяким ее проявлениям, а вот к такой жизни, какую вели они, стоя на родной земле, видя рядом солдатские лица в касках, лица зенитчиков. Вместе с ребятами Поленьке довелось дежурить на крыше школы. Ночь выдалась плохая, хуже не придумаешь: небо чистое, полное звезд, видны были над городом самые дальние тополя у железнодорожного разъезда. Около полуночи, как и ждали, послышался отдаленный гул, и Поленька, еще ничего не видя, в беспамятстве обнаружила, что кругом стреляют. Тополя на разъезде, которые она только что видела при звездах, высветились вдруг желтым пламенем. Пожары начались еще в нескольких местах на окраине Сосновки. Но центр не трогали, ни одна зажигалка не упала возле школы. А только накануне Павлик с ребятами сбросил три штуки. Судя по словам Павлика, все было просто, и она напросилась с ним. Но Павлика вызвали в ночную смену, и теперь рядом с ней стоял Мишка Чернухин, неловко опираясь на большие клещи. Мишке она не доверяла, хоть вид у него был суров. Трое ребят дежурили на другом конце крыши.
Прожекторы светлыми палками били по небу. Во дворе школы, раздирая барабанные перепонки, методично, спокойно хлопала зенитка. Когда в перекрестье прожекторов попал «юнкерс», зенитчики не ускорили темп, видно стреляли на пределе, но под самолетом вспухло сразу несколько облачков. Он покачнул крыльями, словно отмахиваясь от назойливых приставаний. Зенитка в школьном дворе выстрелила снова, и облачко будто прилипло к бомбардировщику. Казалось, «юнкерс» углядел-таки главную опасность: зенитку и ребят, стоящих на крыше. На миг будто задумался, выбирая, что главнее, развернулся и с жутким нарастающим воем помчался к ним, нацелившись на школу.