Переписывались редко, просили об одном — приехать. И Поленька обещала.
Может быть, вид чужой, непонятной, разросшейся Сосновки подтолкнул ее, но в конце концов она взяла неделю от отпуска, поехала и нашла своих стариков. Чтобы избежать лишних расспросов и произвести впечатление, накупила подарков, разоделась, как шамаханская царица. Но вышло не лучше, а хуже. Мать без конца возвращалась к прошлому, спрашивала о Павлике и под конец сделалась совершенно невыносима. Чувствовалось, что и отец встревожен.
— Поймите же! — говорила Поленька. — Замуж я выйду в любой момент. Только зачем? Пеленки стирать? Да муженька поджидать с получкой или без получки? Знаю я! Насмотрелась на некоторых подружек. Вы будете спокойнее, если мужик, который навяжется мне на шею, будет пить? Пока что я отвечаю сама за себя.
Мать, видно было по лицу, не соглашалась, но не успевала вставить слова, только вскидывала и роняла руки, приговаривая:
— Да уж чего уж тут… уж так-то зачем?..
Выговаривая матери, Поленька негодовала и удивлялась, отчего та не понимает и не ценит, что лучшие, известнейшие люди ухаживают за ней. Всеми силами пыталась она втолковать родителям, как довольна своей судьбой и счастлива. Но чувствовала, что говорит нервозно и не может сама себя убедить. Однако повторяла:
— Мне хорошо, мне спокойно.
Недели с избытком хватило, чтобы все обсудить и ни с чем не согласиться. Когда вернулась в Сосновку, ей показалось, что друзья прямо пропадали без нее, столько посыпалось телефонных звонков, новых предложений, заманчивых встреч. Поленька с удовольствием отвечала, отвлекаясь от грустных мыслей, стараясь забыться в вихре веселых забот.
Хотелось одно время втянуть в этот круговорот Тоню Морозову, чтобы и та убедилась, как ей радостно и хорошо, а не глядела’ с осуждающим видом. Но Тоня, пожав плечами, отрезала в ответ:
— С ума сошла?
Поленька рассмеялась.
— Как хочешь… Всего лишь дружеское застолье. А люди какие!
Тоня обузила свой утиный нос, что означало у нее сильную степень возмущения.
— Нет уж, подружка, — со вздохом вымолвила она. — У тебя своя дорога, у меня своя. От этих горшков я никуда не денусь. А могла бы, все равно не пошла.
Выглядела Тоня так, словно была много старше. Некрашеная, с узким, стянутым на затылке пучком волос. Поленька ушла с твердым убеждением, что Тонина судьба от нее не уйдет и надо держаться от этих «горшков» как можно дальше. И такой возможности нельзя не радоваться.
Была у нее, однако, и другая жизнь, короткая, сумеречная, о которой не догадывался никто. Там не звучала музыка, не слышалось веселья, а лишь звенящая тишина наполняла мир и дрожали натянутые до предела нервы. Несколько раз Поленьке удавалось избежать опасности. Она даже стала глохнуть одно время, столько лекарств наглоталась. Однако, едва опасность проходила, Поленька тут же забывала об этом.
Но говорят, сколько веревочка ни вейся, а конец все равно будет. От четвертой беременности ей избавиться не удалось. Глотала пилюли во множестве, ничего не помогало. Природа, улучив миг, крепко держала свое.
Когда вернулась из Куйбышева, пришлось искать врача. Ей помогли найти специалиста. Осмотрев Поленьку, он покачал головой.
— Поздно, голубушка. Надо было раньше приходить. Сейчас никто не возьмется. Перестаньте пить лекарства и мучить себя.
Поленька залилась слезами, приговаривая: «Я покончу с собой… Я покончу с собой».
Доктор слабым голосом закричал:
— Встаньте и выйдите вон!
Но вид у него был жалкий, растерянный, и Поленька, захлебываясь слезами, начала говорить, какая она одинокая, что человек, с которым живет, тотчас оставит ее, если узнает.
— А вы не говорите, и все, — сказал доктор. — Чего тогда стоит ваша красота? Но предупреждаю, времени у вас мало.
Несколько дней спустя Арсалан был ошеломлен решительным намерением Поленьки оформить их отношения. Заметив его колебания, она сказала со свойственной ей прямотой:
— Любишь кататься, люби и саночки возить.
— Э… странный человек, — отбивался Арсалан. — Что надо женщине? Любовь и подарки, нет, сперва подарки, а потом любовь. А кто жене приносит подарки?
Пока Поленька смотрела на него, он менял точку зрения.