Теперь, на склоне лет, она была ближе к безоглядному порыву молодости, лучше понимала молодых, оправдывала их и говорила, имея в виду Гошку Бокова, что искренние чувства приводят людей к красоте быстрее, чем забота о продвижении и престиже.
Старуха давно поняла, что ее дети и другие люди, связанные с ее детьми, в конечном итоге устраивают свою жизнь так, как это им заблагорассудится. И любые советы, любые добрые побуждения могут лишь в малой степени что-либо изменить, а часто вызывают совершенно обратные действия. И одному жизнь улыбается больше, чем другому, вовсе не потому, что кому-то когда-то не были даны правильные советы.
Так, по крайней мере, она говорила себе, думая о внучках, о дочери, о зяте, который считал себя преуспевающим человеком, о Гошке, которого она знала малышом, а теперь, по воле зятя, должна была считать неудачником.
Она никогда не могла объяснить себе, почему ее сын Кирилл при полном отсутствии условий всегда учился блестяще, окончил два института, стал ученым. И все у него получалось как будто легко, играючи. Наталья Петровна догадывалась, что не всегда было гладко и играючи, но лучшей доли она бы никому не пожелала.
Дочь Мария, по глубокому убеждению Натальи Петровны, имела гораздо больше способностей, чем Кирилл, а уж условия и сравнивать было нечего. Но училась она с трудом, и десять школьных лет запомнились как сплошная мука, терзания, слезы, как время несбывшихся надежд. И потом было не легче. Трудным оказалось первое замужество, ничуть не стало лучше и во втором. Иногда ей казалось, что дочь не изменилась со школьных лет: та же вечная неуверенность в себе, желание чего-то избежать, что-то сделать лучше и все та же полная подчиненность окружающей обстановке.
Войдя в их дом, Бородкович не принес ни счастья, ни покоя. Как и предсказывала Наталья Петровна. Но это ничего не изменило. Так же безрезультатно возражала она против Катиной свадьбы. Но время заставило смириться и с этой историей.
Одно было хорошо — молодые сразу переехали к Борису, и Катя первое время навещала родных одна. Людмилу отправили в Прибалтику, Наталья Петровна сама покупала путевку.
За время ее отсутствия несколько раз наведывался Гошка. Наталья Петровна глядела на него и радовалась тому, что, несмотря на семейные неурядицы, он вырос крепким и здоровым. Ей все молодые казались крепкими и здоровыми. Она только жалела, что способности его и таланты, в которых она раньше была убеждена, так же как в способностях своей дочери, пропали вместе с молодостью, с задорным блеском глаз, бесшабашностью. Трудолюбия не хватало? А может быть, — теперь она, старуха, могла думать об этом с большим правом и сожалением, — может быть, просто не сложилась его судьба.
Она говорила с Гошкой о погоде, о местных новостях, а мысли ее текли своим чередом, и она думала, что вот сыну Кириллу повезло. Оказался рядом настоящий большой человек, наставил на путь истинный. Кирилл и сам признавался ей в этом. Но разве кого-нибудь упрекнешь, разве наберешься этих больших и настоящих на каждого.
— Помнишь рыжую елку, которую вы притащили в детский сад? — спросила она. — Тогда я в первый раз тебя запомнила.
Нет, он представлял их знакомство иначе, а она совершенно отчетливо помнила тот случай двадцатилетней давности, морозы, навалившиеся на землю, и замерзшую стайку ребят с елкой. Они срубили ее в порядке шефства над малышами из детсада и выбрали самую близкую и самую рыжую, что стояла у дороги. Понять ребят было можно, от холода трещали деревья. Но, как всегда перед Новым годом, от елки ждали чуда, говорили, что надо послать за новой.
То же самое, увлекшись, говорила Наталья Петровна. А соглашался идти обратно в лес только один Гошка. Он бы так ушел и замерз, только Наталья Петровна вдруг заметила, что он едва ворочает побелевшими губами, а виноватый его взгляд сделался совсем отсутствующим. Когда она привела его в дом, заставила раздеться и разуться, оказалось, что сапоги его были надеты на босу ногу.
Никуда она его не пустила. А малыши в детском саду так и танцевали вокруг рыжей елки — было ничуть не хуже.
Эту историю Наталья Петровна помнила с отчетливостью и с первого появления Гошки много лет спустя заметила, что взгляд у него так и остался виноватый. Сам Гошка забыл, по какой причине очутился тогда в ее доме на новогоднем торжестве, но само это торжество вспоминал неоднократно.