— Кто! — фыркнула Элка. — За миллионером, да еще в таком роскошном возрасте как восемьдесят шесть лет, очередь выстроится из самых прелестных дам!!
— Пошли в зал, — засмеялся я. — Зря эти дамы надеются. Во-первых, дед никогда не женится, во-вторых, еще чихнет, как говорится, на их же похоронах.
— И все-таки странно, — пробормотала Элка.
Музыканты на сцене домучили блюз и не на шутку увлеклись джазовой композицией. Мы в полутемном зале отыскали свои места и приналегли на диковинные салатики.
— Слушай, а кто все эти люди? — спросил я у Беды, интенсивно жуя.
— Я же сказала тебе, что разослала приглашения строго по списку Сазона, — с набитым ртом прошептала мне на ухо Элка. — Тут такие шишки! Вон тот, длинный и пьяный — начальник ОблУВД, вон тот, толстый и пьяный — начальник ОблГАИ, а во-он та трезвая дама в красном плюшевом платье — начальник городской налоговой инспекции.
— Да, непростой народец, — усмехнулся я, присмотрев себе в центре стола шикарную утку с яблоками. — Жаль, что у Сазона такие напряги с испанским сексом и он не погулял с ними накоротке!
Утка оказалась фантастически вкусной и необыкновенно большой. Я поставил ее перед собой прямо на блюде и, наплевав на приличия, стал есть руками. Утка скрасила все недоразумения этого вечера. Меня посетило умиротворение.
— А знаешь, — сказал я Беде, — раз уж тебя так влекут трудовые будни, я тоже не буду сидеть сложа руки.
— Что, организуешь секцию бальных танцев для местных трудных подростков? Или откроешь курсы кройки и шитья для южных барышень? — съязвила Элка, но я давно научился пропускать мимо ушей ее «шпильки».
— Мой друг детства Колян на неделю хочет съездить к родителям во Владивосток, но не может найти замену себе. Ему тоже нужен временный человек, который не будет претендовать на его место.
— Надеюсь, что он не стриптизер.
— Нет.
— И не пожарник.
— Нет.
— Не учитель, не дворник, не летчик, не священник, не…
— Он спасатель на пляже.
— Вау! — Беда мизинцем подхватила очки на носу, которые от ее интенсивной мимики чуть не упали в салат. — Уж лучше бы он был стриптизером, — пробормотала она. — Ты хочешь сказать, что пока я буду пахать как ломовая лошадь, ты будешь сутками нежиться на пляже, время от времени отлавливая в воде пышнотелых блондинок?
— Тонут как правило пьяные мужики и дети, — пришла моя очередь просвещать ее.
— Это смотря кто спасать будет, — буркнула Элка, отобрала у меня утиную ножку и вгрызлась в нее зубами. — Вот увидишь, при тебе начнет утопать все женское население пляжа. — Вкусная утка не помешала ей развить тему.
— Большего комплимента в жизни не слышал, — расхохотался я.
— Я хотела сказать, что тонуть будут только глупые курицы, — быстро поправилась Элка. — От тяжести силикона они резко пойдут ко дну…
Она еще бурчала что-то себе под нос, упражняясь в сомнительном остроумии, но я отключился и осмотрел зал. То, что происходило в нем, смахивало на все, что угодно, только не на мою свадьбу. Столы ломились от еды и напитков, народ отчаянно пил, ел, смеялся и флиртовал. Он разбился на группки и парочки, и этим сообществам решительно не было ни до чего дела. Девица, которую я целовал под клич «горько», прильнула всем своим платьем к высокому господину, которого Беда обозначила как какого-то там начальника.
Мне стало тошно. То ли утка оказалась слишком уж жирной, то ли мне не стоило идти на поводу у Беды и Сазона, соглашаясь на эту «полезную во всех отношениях» свадьбу. У меня вдруг возникло четкое ощущение, что я не женюсь, а даю взятку. Я-то мечтал о тихом пивном погребке, паре-тройке друзей детства в качестве гостей, теплых, проникновенных поздравлениях, тихом бормотании рояля в углу небольшого уютного зала и разговорах, разговорах, разговорах, и шутках, которые понятны только нашей тесной компании. А потом… потом можно к морю с бутылкой шампанского и купаться там, пока южный рассвет не объявит торжественно миру о начале нашей официально-совместной жизни с Элкой Тягнибедой.
Нет, все-таки утка была слишком жирной…
— … а еще, эти южные женщины очень рано стареют, — продолжала муссировать Элка женский вопрос и мое к нему отношение.
— Слушай, — возмутился я. — В конце концов я тоже могу тебя приревновать. Эти звезды отечественной беллетристики, которых ты собираешься обихаживать целых два месяца, наверняка здоровые, молодые, небедные мужики, пребывающие в постоянных поисках острых ощущений.
— К сожалению, — вздохнула Элка, — все эти звезды, как правило, нервные, рассеянные, восторженные, впечатлительные феи от тридцати до шестидесяти лет. Мне с ними будет очень и очень трудно. Эля предупредила.
— Давай удерем отсюда, — предложил я. — Мне совсем некуда девать знакомства с местными чиновниками и бизнесменами.
— Зато мне есть куда, — вздернула Элка свой нос, встала и пошла вдоль столов. — И потом, знаешь, сколько бабок отвалил Сазон за все это? — крикнула она мне издалека, изобразив рукой жест экскурсовода, показывающего достопримечательности.
Я остался в тоскливом одиночестве и полчаса просидел, наливаясь вишневым соком и наблюдая, как Элка ловко ввинчивается в компании, разбивает парочки, затирая им что-то такое, от чего пьяный люд начинал улыбаться и лез к ней целоваться.
Мне опять стало тошно. На этот раз совершенно точно от вишневого сока.
— Ну вот, вроде бы всех окучила, — подошла ко мне наконец Элка. — Все спрашивают, когда подъедет Сазон, а я вру, что ждем его с минуты на минуту, что он вот-вот появится, что… — У нее тренькнул мобильник, который болтался на шнурке на груди и окончательно портил имидж невесты. — Опять! — воскликнула Беда, и начала читать текст с дисплея: — «Секс задерживается, буду только завтра в обед, поздравляю с браком, Сазон». Черт! Вот уж не думала, что у нас такой сексуально озабоченный дед!
— Да позвони ты ему уже наконец!
— Звонила, он не берет трубку. Наверное снял слуховой аппарат, а виброзвонок его не берет, от него он просто начинает чесаться. Слушай, а что ты там говорил насчет «отсюда удрать»?
Я не успел ей ответить. В дверях зала возникла дама. Дама как дама, иначе не назовешь, учитывая длинное платье, шляпу с вуалью, полупрозрачные перчатки до локтя и осанку царицы. Открытые участки ее тела намекали на долгий и тернистый жизненный путь, но стройная фигура указывала на то, что есть способы победить время.
Царственным жестом откинув вуаль с лица, дама обвела взглядом присутствующих. Ее появления никто не заметил, и это совсем не понравилось даме. Она подняла руку и шаловливо, но требовательно потрепала китайские колокольчики, гроздью свисавшие над ее головой. Их мелодичный перезвон потонул в ресторанном шуме — многоголосом гуле и громкой музыке. Дама продолжала теребить колокольчики и на ее лице прочно поселилась досада.
Меня стала веселить эта пантомима.
— Генриетта Владимировна! — подскочила вдруг с места Элка. — Ну наконец-то! — Она ринулась к даме и как заправский лакей, подхватив ее под локоток, подвела к соседнему столику, отодвинула стул и даже, кажется, пыль с него успела смахнуть, прежде чем дама села.
Имя, которое выкрикнула Беда, показалось мне смутно знакомым.
Генриетта Владимировна. Где-то я о таком читал.
— Кто это? — спросил я у Элки, когда она подошла.
— Ты издеваешься? — пошла вдруг она в наступление. — Делаешь из меня идиотку?
— Вовсе нет, — растерялся я. — Я не знаю кто эта расфуфыренная тетка. Первый раз ее вижу.
— Первый?! — прищурилась Беда.
Я еще раз внимательно посмотрел на даму. Возле нее уже вился какой-то седовласый упырь в льняном пиджаке и прочими свидетельствами его состоятельности. Он наливал даме шампанское, целовал ручку и что-то шептал на ушко с самым заговорщицким видом. Дама снисходительно позволяла ему наливать, целовать и шептать.