Когда мы выкурили косяк, солнце уже почти исчезло за горизонтом. Над морем мерцала лишь еле заметная желтая дуга. Подул легкий ветер, погнавший по песку обрывки ризлы. Ветерок принес с собой запахи еды из ресторана – запах лимонной травы и жареных моллюсков.
– Я хочу есть, – сказал я.
– Хорошо пахнет, правда? – спросил Зеф. – Я бы управился сейчас с большой тарелкой лапши с курятиной.
– Или лапши с собачатиной, – добавил Сэмми. Он повернулся к Франсуазе. – Мы ели лапшу с собачатиной в Чиангмае. По вкусу похоже на курицу. Собаки, ящерицы, лягушки, змеи – они всегда похожи по вкусу на курицу.
– А как насчет крыс? – поинтересовался я.
– А-а, и крысы тоже. Этих вообще не отличишь от курицы.
Зеф зачерпнул рукой горсть песка и начал просеивать его между пальцами, выводя узоры на полоске, ограниченной его расставленными ступнями. Затем он кашлянул, как будто стоял на трибуне и хотел привлечь к себе внимание.
– Эй, – обратился он к нам, – а вы слышали о жареной крысе по-кентуккийски?
Я нахмурился. Это было похоже на новый розыгрыш. Я подумал, что если Этьен опять поведется, то я заплачу. У меня перед глазами все еще стояло его лицо, когда он рассказывал о своем красном велосипедике.
– Нет. А что это такое? – осторожно спросил я.
– Одна очень известная история.
– Городские мифы, – добавил Сэмми. – У кого-то в горле застряла косточка. Потом оказалось, что это была крысиная косточка.
– Да. Это случилось с двоюродным братом тетушки одного моего друга. Такое не случается с человеком, с которым разговариваешь.
– А, – сказал я. – Ясно.
– Великолепно. Итак, сейчас ходит басня про жареную крысу по-кентуккийски. Вы слышали?
Я покачал головой.
– Ходят слухи про пляж. Про изумительный пляж, затерявшийся где-то, – никто точно не знает где.
Я отвернулся. У самой воды мальчик-таиландец играл с кокосовой скорлупой, подбрасывая ее в воздух коленями и боковыми сторонами ступней. Он сделал неловкий удар, и скорлупа упала в воду. Несколько секунд он стоял – наверное, раздумывал, стоит ли окунуться ради того, чтобы достать скорлупу. Потом он побежал по песку к гостинице. – Нет, – ответил я Зефу. – Никогда не слышал об этом. Расскажи-ка нам.
– О'кей, – сказал Зеф. – Я нарисую вам картину. – Он снова улегся на песок. – Закройте глаза и представьте себе лагуну, которую не видно со стороны моря и с проплывающих мимо лодок благодаря изогнутой гряде высоких скал. Потом вообразите пляж с белым песком и коралловые рифы, которые никогда не страдали от взрывов динамита или от рыболовных сетей. На острове, покрытом джунглями (не таиландскими лесами, а именно джунглями), множество водопадов с пресной водой. Трехъярусные шатры из листвы, тысячелетиями нетронутые растения, птицы с причудливым оперением и резвящиеся на деревьях обезьяны. Община избранных путешественников целыми месяцами живет на белых песках, ловит рыбу в коралловых рифах. Кто хочет, тот уезжает; кто хочет, возвращается обратно. Только пляж остается таким же, как и раньше.
– Община избранных? – тихо, как сквозь сон, спросил я. Картина, нарисованная Зефом, полностью захватила меня.
– Да, избранных, – подтвердил он. – Молва молвой, но доходит она лишь до немногих счастливчиков.
– Это просто рай, – пробормотал Сэмми. – Эдем.
– Эдем, – согласился Зеф. – Очень подходящее название.
Франсуаза была совершенно обескуражена тем, что Сэмми и Зеф тоже знают о существовании пляжа. Она не могла бы вести себя более подозрительно, даже если бы и очень старалась.
Неожиданно она быстро встала.
– Вот что, – начала она, стряхивая с ног песок. – Завтра рано утром мы отправляемся на этот… как его, на Пханган. Поэтому нам, пожалуй, уже пора ложиться спать. Этьен? Ричард? Пошли.
– Что? – спросил я, растерявшись из-за того, что образ пляжа в моем воображении неожиданно рассыпался. – Франсуаза, еще только половина восьмого.
– Мы отправляемся рано утром, – повторила она.
– Но… Я еще не ел. Я буквально умираю от голода.
– Хорошо, пойдем поедим. Спокойной ночи, Сэмми и Зеф, – сказала она американцам, прежде чем я успел предложить им присоединиться к нам. – Было очень приятно познакомиться с вами. Но этот ваш пляж… Такая глупая история! – Она весело рассмеялась.
Этьен сел прямо, глядя на нее так, будто она сошла с ума. Она не обратила внимания на его замешательство и двинулась по направлению к ресторану.
– Послушайте, – обратился я к Сэмми и Зефу. – Я думаю, что она… Если вы не против поесть вместе с нами…
– Да, – вмешался Этьен. – Идемте с нами. Пожалуйста.
– Круто, – ответил улыбнувшись Сэмми. – Мы посидим на берегу еще немного. Желаю вам приятно провести время на Пхангане. Вы собираетесь вернуться в Чавенг?
Я кивнул.
– Хорошо, тогда еще встретимся. Мы пробудем здесь некоторое время. Минимум неделю.
Мы пожали друг другу руки, а потом вдвоем с Этьеном отправились вслед за Франсуазой.
Обед прошел в тяжелом молчании, которое иногда прерывалось непродолжительными диалогами на французском. Франсуаза понимала, что поступила глупо. Когда мы желали друг другу спокойной ночи, она попыталась загладить свою оплошность.
– Не знаю, – объяснила она, – но я почему-то внезапно испугалась, что они захотят отправиться с нами. Зеф все так описывал… А я хочу, чтобы мы были только втроем… – Она нахмурилась, досадуя на неспособность выразить свои мысли. – Как вы считаете, они догадались, что мы знаем о пляже?
Я недоуменно пожал плечами:
– Трудно сказать. Все были под сильным кайфом.
Этьен кивнул.
– Да, – сказал он и положил ей руку на плечо. – Все были под кайфом. Нам не стоит беспокоиться.
В ту ночь я долго не мог уснуть. Не только из-за волнений по поводу завтрашнего дня, хотя и они были причиной. Меня тревожило также то, что я чересчур поспешно простился с Зефом и Сэмми. Мне нравилось их общество, и я понимал, что вряд ли найду их снова по возвращении на Самуй. Мы попрощались слишком быстро и неуклюже, одурманенные наркотиками и тайной. Я чувствовал, что не успел сказать им что-то очень важное.
Правильное решение
Я не могу назвать это сном. Встречи с мистером Даком совершенно не походили на сны. Они, скорее, напоминали какой-то боевик или выпуск новостей, снятый переносной телекамерой.
Мистер Дак бежит ко мне через лужайку перед посольством. На запястьях его по-прежнему видны свежие раны, и, когда он сгибает руки, у него из ран вовсю хлещет кровь. Меня пошатывает от шума беснующейся толпы и вертолетов. Я наблюдаю за снегопадом из искромсанных в шреддере документов. Бумажные снежинки, кружась под влиянием обратной тяги от лопастей винтов, опускаются на подкрашенную траву.
– Ты опоздал родиться лет на двадцать, а? – орет мистер Дан, нанося удар кулаком мимо меня и делая в воздухе «колесо». – Плюнь на это! – Хлещущая из ран его кровь при кувырке повисает на короткое время в воздухе, подобно следу от фейерверка. – Посмотри туда!
Я послушно смотрю в указанном им направлении. С крыши взлетает что-то, похожее на насекомое. Люди цепляются за его лапки-шасси. При взлете оно резко теряет высоту под тяжестью груза и срезает крону растущего возле посольства дерева.
Я кричу от охватившего меня возбуждения.
– Вот это мальчик! – орет мистер Дак, ероша мои волосы мокрой рукой, отчего намокает воротник моей рубашки. – Хорош малыш!
– Мы будем эвакуироваться с крыши посольства? – ору я ему в ответ. – Я всегда мечтал об этом!
– Эвакуироваться с крыши посольства?
– Так будем?..
– Конечно, – смеется он. – Черт, еще бы!
Отъезд
Я быстро рисовал, вспотев несмотря на утреннюю прохладу. Уже не было времени рисовать карту так старательно, как это когда-то сделал мистер Дак. Острова – круги неправильной формы, изрезанная береговая линия Таиланда – несколько неровных штрихов. На карте остались лишь три названия – Самуй, Пхелонг и Эдем.