Этьен подвинулся на кровати и жестом пригласил девушку сесть рядом. Франсуаза осталась стоять в дверях.
– Я не подождал тебя, – начал Этьен по-английски, чтобы мне было все понятно, – мы тут познакомились с Ричардом.
Она не приняла эстафеты и в ответ затараторила на французском. Я ничего не понимал из их разговора за исключением отдельных слов и своего имени, однако скорость и выразительность их речи наводила на мысль, что Франсуаза разозлилась, поскольку он ушел, не дождавшись ее. Или ей не терпелось рассказать ему о том, что с ней произошло в участке.
Через несколько минут их голоса смягчились. Затем Франсуаза обратилась ко мне по-английски:
– У тебя не найдется сигаретки, Ричард?
– О чем разговор. – Я протянул ей сигарету и с готовностью поднес зажигалку.
Когда девушка попыталась защитить руками пламя зажигалки от вентилятора, я заметил у нее на запястье небольшую татуировку в виде дельфина, наполовину скрытую ремешком часов. Место казалось неподходящим для татуировки, и я едва удержался, чтобы не высказать свое мнение, – это было бы слишком фамильярно. Шрамы и татуировки… Нужно очень хорошо знать человека, чтобы задавать ему вопросы о них.
– Ну и что же это за карта – от мертвеца? – спросила Франсуаза.
– Я нашел ее сегодня утром у себя на двери… – начал было объяснять я, но девушка перебила меня.
– Да. Этьен уже рассказал мне. Я хочу посмотреть на карту. Я передал Франсуазе карту, и Этьен указал девушке на пляж.
– Ого, – промолвила она, – да ведь это же недалеко от Самуя.
Этьен с энтузиазмом кивнул:
– Да. Совсем немного проплыть на лодке. Может быть, сначала надо добраться до Пхелонга, потому что туристы могут доехать туда за сутки.
Франсуаза ткнула пальцем в остров, помеченный значком "X":
– И как мы узнаем, что мы там найдем?
– Никак, – ответил я.
– Но если там ничего нет, как мы доберемся обратно до Самуя?
– Мы вернемся на Пхелонг, – сказал Этьен. – Подождем катер с туристами. И скажем, что заблудились. Это не проблема.
Франсуаза изящно затянулась, едва втягивая дым в легкие:
– Ясно… Да… Когда мы едем?
Мы с Этьеном переглянулись.
– Я устала от Бангкока, – продолжала Франсуаза. – Мы можем отправиться на юг сегодня вечерним поездом.
– Да, но… – выдавил я, изумленный быстротой развития событий, – но дело в том, что нам придется немного подождать. Этот парень, покончивший с собой… В общем, мне нельзя покидать гостиницу в течение ближайших двадцати четырех часов.
Франсуаза вздохнула:
– Сходи в участок и объясни, что тебе нужно уехать. У них есть номер твоего паспорта?
– Есть, но…
– Значит, тебе разрешат покинуть гостиницу.
Франсуаза бросила окурок на пол и загасила его, как бы говоря этим, что разговор окончен. Так оно и было на самом деле.
Местный колорит
В тот день я еще раз сходил в участок. Как и предсказывала Франсуаза, у меня не возникло никаких проблем. Мне даже не пригодился мой тщательно продуманный предлог для отъезда – встреча с другом в Сураттхани. Полицейских беспокоило лишь то, что у мистера Дака не было при себе паспорта, и они не знали, в какое посольство сообщить. Я сказал, что он, по-моему, был шотландцем, и это сообщение их очень обрадовало.
Когда я возвращался в гостиницу, мне вдруг стало интересно, что сделают с телом мистера Дака. С этой картой я совсем забыл, что кто-то на самом деле умер. Без документов полиции было некуда отправить тело. Наверное, он пролежит в бангкокском морозильнике годик-другой, или его кремируют. Передо мной возник образ его матери, там, в Европе, – еще не подозревающей о том, что ей предстоит провести несколько тяжелых месяцев в поисках ответа на вопрос, почему от ее сына нет никаких известий. Казалось несправедливым, что я знаю обо всем, что произошло, а она нет. Если только у парня была мать.
Эти мысли вывели меня из равновесия. Я решил пока не возвращаться в гостиницу, где Этьен и Франсуаза заведут разговор о пляже и о карте. Мне захотелось немного побыть одному. Мы собрались ехать на поезде, который отправлялся на юг в восемь тридцать вечера, поэтому я мог смело, по крайней мере еще часа два, не возвращаться в гостиницу. Я повернул с улицы Кхаосан налево, прошел по аллее, обогнул одетое в леса недостроенное здание и вышел на оживленную главную улицу. Неожиданно я оказался в окружении таиландцев. Вращаясь среди туристов, я почти забыл, в какой стране нахожусь, и мне потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к перемене.
Вскоре я подошел к невысокому мосту через канал. Его едва ли можно было назвать красивым, но я остановился, чтобы рассмотреть свое отражение в воде и понаблюдать за игрой волн цвета нефти. По обоим берегам канала над водой угрожающе нависли бедняцкие лачуги. Солнце, скрывавшееся утром за дымкой, теперь палило вовсю. Около лачуг кучка детей спасалась в воде от жары, прыгая друг на друга и поднимая фонтаны брызг.
Один из них заметил меня. Я понял, что когда-то белые лица вызывали у него интерес, но это было давно. Несколько секунд он смотрел на меня с пренебрежительным, а может быть, со скучающим видом, а затем нырнул в черную воду. Он сделал искусное сальто, и друзья наградили его криками восхищения.
Мальчик вынырнул и, снова посмотрев на меня, начал выбираться на берег. Руками он развел в стороны плывущий по воде мусор – обрезки полистирола, на мгновение показавшиеся мне похожими на мыльную пену.
Я одернул рубашку. Она была мокрой от пота и клеилась к спине.
В конце концов я отошел от Кхаосан, наверное, километра на три. Взглянув на канал, я отправился в придорожное кафе, где поел супа с лапшой, затем пробрался через несколько пробок, миновал две-три небольшие пагоды, зажатые между грязными бетонными зданиями. Нет, я не видел ничего такого, что заставило бы меня пожалеть о столь быстром отъезде из Бангкока. Я не любитель достопримечательностей. Задержись я в городе еще на несколько дней, сомневаюсь, чтобы я выбрался куда-нибудь за пределы узких улочек, примыкающих к улице Патпонг.
Но я забрел так далеко, что уже не мог отыскать обратной дороги в гостиницу. Пришлось ловить такси. В каком-то смысле это была самая лучшая часть экскурсии. Машина с пыхтением везла меня сквозь голубую дымку выхлопных газов, и мне представилась возможность уловить детали, которых не замечаешь во время ходьбы.
Этьен и Франсуаза сидели в ресторанчике. Возле них лежали их вещи.
– Эй, – окликнул меня Этьен, – мы решили, что ты передумал.
Я сказал, что это не так, и он вроде успокоился.
– Тебе, наверное, надо уже собираться. Я думаю, нам лучше пораньше приехать на вокзал.
Я пошел к себе, чтобы забрать рюкзак. Поднявшись на свой этаж, я столкнулся с немым наркоманом, который спускался вниз. Меня ожидал двойной сюрприз: во-первых, он покинул свое обычное место, а во-вторых, оказалось, что он вовсе не немой.
– Уезжаешь? – спросил он, когда мы поравнялись друг с другом.
Я кивнул.
– Белые пески манят и голубая вода?
– Вроде того.
– Тогда удачного путешествия.
– Буду стараться.
Он улыбнулся:
– Конечно, ты постараешься. Но я желаю, чтобы тебе оно действительно удалось.
Такова жизнь, Джим, хотя нам она казалась другой…
Мы сели в вагон первого класса вечернего поезда, отправлявшегося на юг от Бангкока. Официант принес и поставил нам на столик недорогую, но вполне сносную еду. На ночь столик складывался, и появлялись чистые двухъярусные полки-кровати. Мы сошли в Сураттхани и доехали на автобусе до Донсака. Отсюда на пароме «Сонгсерм» мы добрались прямо до причала в Натхоне.