– Что это у тебя в руке? – поинтересовался он.
Я поднял ящерицу повыше.
– Ой! Она что, дохлая? – Нет.
– Великолепно! Можно, я переберусь через забор? Хочу, понимаешь, познакомиться с соседями!
– Валяй.
– Покурим?
– Покурим.
– Отлично!
Они оба перемахнули через перила и представились. Светлого блондина звали Сэмми, а золотистого – Зеф.
– Зеф – странное имечко, не правда ли? – спросил меня Зеф, пожимая мою левую руку, чтобы не потревожить ящерицу. – Знаешь, от какого имени это сокращение?
– От Зефана, – уверенно ответил я.
– Так, дружище, да не так. Оно вообще никакое не сокращение. Меня назвали Зеф, а все думают, что это от Зефана. Круто, да?
– Точно.
Сэмми начал сворачивать косяк, вытащив траву и бумагу из водонепроницаемого полиэтиленового пакетика, лежавшего у него в кармане.
– Ты англичанин? – спросил он, разглаживая ризлу пальцами. – Англичане всегда кладут в косяки табак. Как видишь, мы этого не делаем. Сигарет много куришь?
– Боюсь, что да, – ответил я.
– А-я нет. Но если бы я клал в косяки табак, то тоже привык бы. А траву я курю весь день напролет, как в той песне. Как там поется, Зеф?
Зеф запел: «Не зажимай косяк, приятель», но Сэмми оборвал его.
– Не эта, дружище. Другая.
– Какая? «Два косячка утром ранним»? Эта?
– Да.
Зеф прокашлялся:
– Ну, в ней такие слова: «Два косячка утром ранним, два косячка перед сном, два косячка жарким днем, и жизнь моя… пом-пом-пом…» Потом: «В мирное время два косячка, два – военной порой, два косячка, потом еще два, и все такое что-то опять с утра». Дальше я не помню. – Он потряс головой.
– Это не важно, дружище, – сказал Сэмми. – Дошло, Рикардо? Я много курю.
– Похоже на то.
– Вот так.
Пока Зеф пел, Сэмми скрутил косяк, зажег его и протянул мне:
– Я знаю еще одну вещь о сумасшедших англичанах, – прошипел он, выпуская дым изо рта короткими толчками. – Вы целую вечность не можете оторваться от косяка. Мы, американцы, делаем одну-две затяжки и передаем его дальше.
– Это правда, – согласился я, затягиваясь.
Я собрался было извиниться за плохие манеры своих соотечественников, но неожиданно закашлялся.
– Рикстер! – по-отечески сказал Зеф, похлопав меня по спине. – Тебе нужно лечиться от кашля.
Через секунду-другую над морем ослепительно сверкнула молния. Переждав ее, Сэмми промолвил полным благоговения голосом:
– В высшей степени великолепно, дружище!
Зеф быстро подхватил:
– Ну просто чудесно, compadre!
Я уже открыл рот, но тут меня охватили сомнения.
– Великолепно, дружище… – задумчиво пробормотал я.
– Великолепно, – повторил Сэмми.
Я застонал.
– Что такое, Рикардо?
– Ребята, вы надо мной глумитесь.
Сэмми и Зеф переглянулись, а потом посмотрели на меня.
– Глумимся? Над тобой?
– Вы морочите мне голову.
Сэмми нахмурился: – Выражайся по-английски, дружище.
– Это все… штучки в духе Кияну Ривза, как в фильме «Бил и Тед». Вы просто прикалываетесь. Ведь обычно вы говорите по-другому, правда?
Последовало непродолжительное молчание, а затем Зеф выдавил:
– Нас раскусили, Сэмми.
– Да, – отозвался тот. – Перебор.
Они оказались студентами Гарварда. Сэмми изучал право, а Зеф – негритянскую литературу. Их неподражаемая игра была формой протеста против высокомерия европейцев, с которыми они постоянно сталкивались в Азии.
– Это протест против стереотипов, – объяснил Зеф, пытаясь пальцами расчесать свою спутанную золотистую гриву. – Европейцы думают, что все американцы тупые, поэтому мы и ведем себя глупо, чтобы подтвердить их мнение. Потом мы превращаемся в умников и тем самым опровергаем предрассудок эффективнее, чем если бы демонстрировали свой интеллект с самого начала, что обычно вызывает лишь смущение, сменяющееся в конце концов возмущением.
– Правда? – сказал я, все еще находясь под сильным впечатлением разыгранного спектакля. – Как это все круто продумано.
Зеф рассмеялся:
– Ну, не совсем. Это так – шутка.
Они продемонстрировали и другие свои любимые приколы. Зеф обожал изображать спасателя Малибу, а Сэмми выступал в роли «друга ниггеров». Уже одно название говорило о том, что эта штука рискованнее, чем «спасатель Малибу».
– Однажды мне здорово двинули между глаз, когда я так прикалывался, – рассказывал Сэмми, скручивая новый косяк. – На спину брякнулся.
Меня это не удивило. Прикол был таков: Сэмми начинал грузить совершенно незнакомых людей, настаивая на том, что раз в Африке есть страна под названием «Нигер», то все люди из Нигера называются «ниггерами» – неважно, белые они или черные.
– А разве их называют не «нигерийцами»? – спросил я несколько резко, хотя прекрасно понимал, что меня дурачат.
Сэмми отрицательно покачал головой:
– Все так говорят, но у меня другое мнение. Ну, сам подумай. Нигерия находится к югу от Нигера. Они граничат, и если бы нигерийцами называли жителей обеих стран, это привело бы к полному хаосу.
– У меня все же большие сомнения, что их называют «ниггерами».
– Я тоже сомневаюсь в этом. Я просто высказываю свою личную точку зрения… Черт его знает, какую, но… – Он затянулся и передал косяк мне. – Так учил меня дед. Он был полковником морской пехоты. Сэмми, говорил он, цель всегда оправдывает средства. И знаешь что, Ричард? Он был прав.
Я было собрался возразить Сэмми, но понял, что он опять глумится. И тогда я подыграл ему:
– Нельзя сделать омлет, не разбив яиц.
Сэмми улыбнулся и посмотрел на море.
– Вот так молодец, – послышалось мне. Я подумал, что это сказал Сэмми.
Молния осветила растущие на пляже пальмы, и в ее свете они показались похожими на когти на тонких лапах. Испугавшись вспышки, ящерица поспешно соскользнула с моей руки.
– Хорош малыш, – снова раздался голос.
Я нахмурился:
– А? Что?
Сэмми обернулся ко мне, улыбаясь.
– О чем ты?
– Разве ты сейчас ничего не сказал?
– Ничего.
Я взглянул на Зефа. – А ты не слышал, что он сейчас сказал?
Зеф только пожал плечами:
– Я на молнию.
– А, понятно.
Ганжа в действии, решил я.
Наступила ночь. Но дождь все лил не переставая. Этьен и Франсуаза сидели в своем домике, а Зеф, Сэмми и я оставались на крыльце, пока мы не одурели от наркотиков настолько, что у нас уже не было сил разговаривать, и мы лишь отпускали странные комментарии, когда раздавался очень сильный удар грома.
Примерно через час или два после наступления темноты к нашему крыльцу подошла работавшая в гостинице маленькая женщина-таиландка – ее почти полностью скрывал под собой гигантский пляжный зонт. Взглянув на наш наркоманский инвентарь, она слабо улыбнулась и протянула Зефу запасной ключ от их с Сэмми дома. Я воспользовался моментом, чтобы отправиться спать. Когда я желал им спокойной ночи, Сэмми прохрипел мне в ответ:
– Эй, мы были рады с тобой познакомиться. Увидимся завтра, дружище.
Он вроде сказал это без обычной иронии. Я не мог понять, то ли он продолжал прикалываться, то ли трава вышибла из него весь гарвардский интеллект. Выяснять уже не было сил, поэтому я ограничился лишь тем, что сказал «конечно», и закрыл за собой дверь.
Часа в три я на некоторое время проснулся: во рту у меня пересохло, я по-прежнему балдел. Я прислушался к тому, что происходило вокруг. До меня доносился стрекот цикад и шум набегавших на пляж волн. Гроза закончилась.
Становится тесно
На следующее утро небо еще было затянуто облаками. Когда я вышел на крыльцо, усеянное намокшими от дождя окурками, у меня возникло странное ощущение. Мне показалось, что я нахожусь дома, в Англии. Воздух был немного прохладный, я чувствовал запах мокрой земли и листьев. Протирая глаза от сна, я направился по холодному песку к дому Этьена и Франсуазы. Я постучал, но никто не отозвался, поэтому я пошел поискать их в ресторане и обнаружил, что они уже завтракают. Я заказал салат из манго, решив, что экзотический вкус, возможно, заглушит ощущение, что я в Англии, и сел рядом с ними.