Α вот пила…
Когда она оказалась возле бассейна, сознание немного двоилось, но не настолько, чтобы уходить с вечеринки. Как раз наоборот.
— Α вот вы где… — услышала она и резко обернулась. Высокий тонкий каблук чиркнул по плитке, стопа ушла вбок, и Одри взмахнула руками, роняя бокал с чем-то кислотно-голубым. Бокал полетел в одну сторону, Одри в другую. За секунду до падения в воду она успела почувствовать крепкие объятия, но так сильно зажмурилась от испуга, что ничего не увидела. Α потом все вокруг заполнила теплая вода.
Одри забилась, но ее крепко держали. Не успела она как следует испугаться и заодно протрезветь, как оказалась вынута на поверхность.
— Тише! Тише. Ты нас утопишь, — сказал Зак Мэллори, продолжая крепко стискивать ее талию в ладонях. И ей еще не попадались такие ладони, как у него, чтобы почти полностью обхватывать ее. Сопротивляться резко расхотелось.
— Отпустите меня немедленно, — потребовала она, но как будто со стороны услышала свой голос, будто уговаривающий: “Не отпускай меня, пожалуйста”. Только раздвоения личности ей не хватало.
Впрочем, на этом связный поток мыслей снова оборвался. А потом кто-то восторженно завизжал, и Одри увидела, как мимо них проплывает облако белоснежной ароматной пены. Она протянула руку и зачерпнула горсть искрящихся хлопьев.
И сдула их с ладони прямо Заку в лицо.
Глава 3
Утро начинается не с кофе
С таким феноменом, как утреннее похмелье, Одри уже приходилось сталкиваться прежде, но воспоминания о вчерашнем вечере превращали его в сущий кошмар. Причем воспоминания эти были такими подозрительно смутными, что внушали опасения.
Последнее, что она помнила достаточно четко — растерянное лицо Зака, с которого белыми хлопьями стекала пена. Тогда же до Одри дошло, как глупо она себя повела, но в следующую секунду уже стирала пену со своего лица. Завязалась настоящая пенная баталия, к которой подключились и другие люди. Было весело, как в детстве, только насквозь сырое платье липло к телу, собиралось на талии, коротенькая юбка плавала вокруг бедер маленьким желто-зеленым пятнышком.
Потом из памяти начали выпадать целые эпизоды. Вот она снимает босоножки и бросает на дне бассейна. Возбужденно визжащая Виола скидывает лиф купальника, несколько девушек делают то же самое. Невозмутимый Айзек с разбегу прыгает в воду прямо в темных очках, поднимая волну. Одри не удерживается на ногах и падает в объятия… чьи-то объятия, потому что все окончательно смешалось — голубая вода, белая пена, загорелые люди, цветные бокалы…
Одри закончила собираться и спустилась в роскошный зал ресторана, который в числе всего прочего отвечал за функцию “все включено”. Заглянув утром во время купания в зеркало, Одри пришла в ужас. Нанесенная в несколько щедрых слоев черная тушь за ночь превратилась в совсем не симпатичные синяки, а жидкая подводка и серебристо-серые тени размазались по лицу. Волосы пришлось сначала отмачивать в горячей воде, а потом через боль и слезы продирать пальцами. Лак вступил с местной водой в какую-то странную реакцию, явно обращенную против Одри, и превратил укладку в архитектурную композицию странной формы и непробиваемой твердости.
Но самым страшным были даже не эти мелочи жизни, а то, что их наверняка видел тот, кто принес Одри в номер и уложил в постель. Ну, может, ночью все было ещё не так плохо… Нет, наверняка, было.
Отсюда начиналась самая мутная часть воспоминаний. В ней Одри нес на руках мужчина с такими восхитительно сильными руками, что с них не хотелось слезать. Он уложил Одри в постель и собрался уходить. Было темно, голова кружилась, а в мыслях царил полный хаос. Поэтому Одри сделала то, что не должна была.
Она поцеловала этого мужчину. Ведь это был Сильвер, никаких сомнений. Больше просто некому.
— Я бы сказал вам “доброе утро”, но чувствую, добра в нем не очень много, — улыбнулся Зак Мэллори, отсалютовав ей стаканом с апельсиновым соком. Раздражающий гид стоял возле столика регистрации, где девушка вносила в журнал всех участников тура, пришедших на завтрак.
— Здравствуйте, — с нейтральным дружелюбием поприветствовала работница отеля. — Можно вашу магнитную карту?
Одри не сразу поняла, что от нее хотят, особенно, когда поблизости лыбился свеженький, как огурчик, Мэллори. И ведь глаз с нее не сводил, наверняка, про себя посмеивался над ее помятым сонным видом.