В ожидании лифта я вспоминала бабушкин трехэтажный оштукатуренный особняк с его лабиринтом парадных и черных лестниц, с толстыми деревянными колоннами, широкие ступени и веранду, где всегда кто-то отдыхал в качалке или гамаке. А за парадной дверью — мир пыльных восточных ковров и сутолока слегка заплесневелой мебели, мир, который никому не приходило в голову проветрить, и утренняя жаркая влага часто затуманивала оконные стекла и зеркала, а вечерние бризы и настойчивый шум прибоя навевали сны. Мир, где бабушка баловала меня и мою кузину Эви и где кузен Ларри играл со мной в монопольку в дождливые дни.
Лифт с кондиционером, сверкающий бронзой и зеркалами, поднял меня на семнадцатый этаж в кондиционированные вестибюль и квартиру с соломенными циновками на плиточных и паркетных полах, светлой мебелью и легкими покрывалами пастельных тонов.
Следуя ритуалу, я открыла скользящие стеклянные двери в гостиной и главной спальне и вышла на широкий угловой балкон над пляжем. Я закрыла глаза и представила жаркое солнце и соленый ветер на бабушкиной веранде…
Мне снова шесть, и все возможности следующих тридцати четырех лет еще впереди. В благословенной невинности детства я еще не знала, как повернется жизнь.
Моя квартира в Башне была куплена семь лет назад на доход от продажи большого дома на окраине, позволивший мне также купить квартиру в центре Филадельфии. Тот дом стал бы основной частью алиментов, если бы Карл и я развелись. Карлу, акушеру-гинекологу, оставались его пенсионный фонд, здание клиники и ценные бумаги. Справедливое соглашение, как считается в бракоразводном бизнесе.
Карл терпеливо объяснил мне, что разводится со мной потому, что ему необходима страсть. Мысленно повторяя снова и снова слово "страсть", я пыталась вспомнить, что это такое, а он пытался рассказать мне, как снова ощутил ее в объятиях Стар Гамильтон, нашей девятнадцатилетней няни. Их связь началась за несколько месяцев до нашего объяснения, когда она обратилась к нему по поводу инфекции в мочеиспускательном канале. Он взял у нее мочу на анализ катетером в своем кабинете после работы; процедура заставила ее застонать.
— Я причинил вам боль, Стар? — спросил он.
— Нет, не совсем так, — ответила она.
— Вам неприятно? — спросил он.
— Это неточное выражение.
— Думаю, нужно провести внутреннее исследование, чтобы определить, что причиняет вам, если можно так выразиться, неудобство, — сказал он, удаляя катетер и скользя двумя пальцами в ее юное податливое лоно.
— О, — простонала она снова, — не останавливайтесь!
Он не остановился.
— Перестань! — взмолилась я, когда Карл вспоминал детали, настаивая на необходимости разделить свой опыт со мной… "Это было так волнующе, что, может быть…"
— Перестань, — снова сказала я.
Он перестал.
Потерпев неудачу в создании идеального брака, мы попытались идеально развестись. С помощью адвоката мы составили документы, решив, что еще успеем объяснить ситуацию друзьям и родственникам.
Но наши намерения так и не стали достоянием публики. Ровно через два месяца после объявления о том, что он хочет покинуть меня, и за день до того, как мы должны были подписать бумаги, во время игры в теннис у Карла случился сердечный приступ. К несчастью, в тот вторник он играл с Филом, психиатром, а не со своим обычным партнером Лу, кардиологом. Карл так и умер на корте, пока психиатр отчаянно колотил его по груди и душераздирающе вопил ему в ухо: "Смерть всего лишь одна из реальностей жизни! Не смей умирать! Не смей умирать, черт побери! "
"Любящий муж и отец", — сказал о Карле раввин на похоронах, вызвав у меня вполне искренние слезы. Хоть Карл и не был самым лучшим мужем на свете, он не заслужил смерти, думала я. А мой трехлетний сын Шел не заслужил потери отца.
Принимая во внимание все обстоятельства, я решила считать себя вдовой.
Теперь, пятнадцать лет спустя, вглядываясь в усыпанный цветными зонтиками частный пляж Башни, я думала о смерти Карла, неминуемом отъезде Шела в колледж и о том, куда девалось время между этими двумя событиями. У меня кружилась голова от мыслей обо всем, что я упустила. Следя за крошечными людьми внизу, снующими от зонтика к зонтику и переносящими сплетни, как пчелы переносят пыльцу с цветка на цветок, я чувствовала себя очень далеко и высоко от них, и голова кружилась все сильнее.