— Ну, свидания. Помнишь: сви-да-ни-я? Когда ты последний раз ходила на свидание, мам? Держу пари, ты и не вспомнишь, — ответил Шел, прерывая допрос.
Я вдруг ощетинилась, защищаясь, и попыталась вспомнить. Если не считать чокнутого нейрохирурга, с которым познакомила меня Робин прошлым летом и который предложил мне заняться любовью, когда делал мне энцефалограмму, у меня было лишь одно свидание… но даже после него прошло уже шесть месяцев.
— В прошлое воскресенье! — наконец сказала я, вспомнив ужин с Джефри Кауфманом и мысленно благодаря Робин за то, что она оставила нас наедине.
— Да? И с кем же?
— С Джефри Кауфманом. Он…
— Я знаю. Психиатр. Прошлым летом его жена сбежала с мужем Эплбаум — спасателем.
— Ты точно в курсе местных слухов. Надеюсь, в колледже у тебя дела пойдут не хуже.
Он закатил глаза.
— Так как психиатр?
— Он был очень мил. Мы ужинали у Барни.
— Только не забывай про Резинового Робби, — поддразнил сынок.
Я закатила глаза.
— Думаешь, он годится? — спросил Шел.
— "Годится"?
— В мужья.
— Ладно, — сказала я, откладывая вилку и внимательно глядя на сына. — Так что же случилось?
Шел намеренно уклонился от разговора о Бренде Форестер — я не смела думать почему, но чувствовала, что он сменил тему не только для того, чтобы избежать допроса.
— Почему ты вдруг так заинтересовался моей личной жизнью?
— Я всегда ею интересовался. Просто я хочу видеть тебя счастливой. Ты знаешь… чтобы о тебе заботились.
— Мне кажется, что я прекрасно забочусь о себе. В действительности я прекрасно забочусь о нас обоих последние пятнадцать лет. Так почему ты решил, что обо мне должен кто-то заботиться?
Шел набил рот хлебом и, вероятно, поэтому не ответил на мой вопрос…
— Почему ты думаешь, что обо мне должен кто-то заботиться? — спросила я отца.
Прошло девять месяцев со дня смерти Карла, и все это время мои родители вели себя очень необычно: мать перестала звонить мне в дождливые дни и объяснять, что Шел должен надеть настоящие ботинки, а не кроссовки, которые промокают в дождь и ведут к простуде, ангине и пневмонии. И я не могла вспомнить, когда в последний раз она предупреждала меня о бакалейных кошмарах: пестицидах в винограде, ботулинусах в анчоусах, сальмонеллах в цыплятах. Наверное, она чувствовала, что у вдовы с маленьким ребенком достаточно забот и без этого.
Но, в конце концов, не совсем достаточно, поскольку в тот вечер после ужина в родительском доме мать отправилась с Шелом играть в домино, оставив меня с отцом.
— Поговорим немного, — сказал отец. — Как ты справляешься?.. Как Шел?.. Тебе нужно что-нибудь?.. Тебе хватает денег? Мы с мамой беспокоимся… Ты бравый маленький солдат… но прошел почти год, и тебе надо начинать подыскивать кого-то, кто будет заботиться о тебе.
Именно тогда я и спросила:
— Почему ты думаешь, что обо мне должен кто-то заботиться?
Бен Шипмэн позвонил на следующей неделе. Он был сыном партнера отцовского дантиста. Недавно разведенный — жена ушла к тренеру по теннису из их загородного клуба, когда узнала о его интрижке с лаборанткой. Теперь Бен пытался "вернуться к жизни". Мой отец предложил ему позвонить мне. "Вы, ребятки, будете хорошей компанией друг для друга", — сказал он.
Мы провели несколько вечеров в лучших ресторанах Филадельфии, где он угощал меня хорошим ужином, прекрасным вином, беспрерывным нытьем о пороках его жены и адвокатов, личных трудностях и о том, как он научился любить себя, и, как я прекрасно поняла к четвертому свиданию, любовь к себе занимала теперь в его жизни главное место.
Но я так никогда и не поняла, почему отправилась на пятое свидание с ним и почему после этого свидания занималась с ним сексом. Может, потому, что он был красив, от него приятно пахло и я не спала ни с одним мужчиной после смерти Карла (я предпочитала не принимать во внимание мое безумное совокупление с Филипом Краузеном). А может, самое главное, я занималась сексом с Беном Шипмэном, потому что мне было необходимо почувствовать себя хорошо… почувствовать себя нужной. Вероятно. Но более вероятно, я занималась сексом с Беном Шипмэном потому, что была сексуально озабочена.
Итак, после ужина с вином я пригласила Бена в свою квартиру и провела его в свой уютный кабинетик. Мы уселись на диване, поговорили о фториде в зубной пасте, то есть об уходе за зубами, и затем он меня нежно поцеловал. Так, как целовал на прощание после нашего второго свидания, — милый неугрожающий поцелуй, приличный поцелуй, который вполне мог стать последним, но когда я совершенно случайно повернулась, его левая рука слегка коснулась моей груди, совершенно голой под тонкой шелковой блузкой. И это случайное прикосновение разожгло во мне страсть, удивившую нас обоих. Ну, во всяком случае, меня. Я не уверена, что мужчин можно удивить страстью.