Стоя за его спиной в огромном шумном сводчатом зале в толпе разных — отчаянных? — людей, я чувствовала себя чужой. Уже знакомая тошнота и головокружение охватили меня, центр тяжести неловко сместился.
— Семь… игра окончена! — крикнул крупье, смахивая со стола фишки Джефри.
— Теперь мы можем уйти? — спросила я.
— Еще только один кон — и мы уходим, — ответил он. — Я обещаю.
— Сейчас. Пожалуйста! — взмолилась я. — Мне плохо.
На променаде мне стало легче дышать. Воздух был теплым и влажным, и после блеска казино темнота казалась особенно непроницаемой. Мой внутренний гироскоп стал потихоньку налаживаться.
— Я не буду спрашивать, сколько вы проиграли, потому что вы сказали, что казино — это не только деньги, но и фантазия.
— Иногда фантазии оказываются более дорогими, чем реальность, — виновато улыбнулся Джефри, качая головой. — Итак, вернемся к реальности. Когда Шел уезжает в колледж?
— Шестнадцатого, в пятницу. Но мы уедем в Филадельфию в понедельник, чтобы собраться.
— То есть через десять дней. И на этом ваше лето закончится, Алисон?
— О нет. Я полечу в Чикаго с Шелом, посмотрю, как он устроится в общежитии, удостоверюсь, что все в порядке, а потом вернусь на недельку-другую. Надеюсь, что с моим здоровьем все будет в порядке.
— Почему вы думаете об этом?
— Не знаю. У меня симптомы инфекции мочеиспускательного канала.
— Я не очень силен в урологии, но знаю, что стресс может повлиять на мочеиспускание.
— Неужели? — спросила я, мысленно меняя уролога на психиатра…
Воскресным утром я ехала по мосту в сторону Филадельфии. Еще не рассвело, было темно и туманно. Я ехала быстро… может, слишком быстро. Проехав почти половину моста, я увидела в зеркало заднего обзора мелькающие красные огни полицейской машины. Поглядев на спидометр, я с облегчением заметила, что не превысила скорость, но все равно свернула на обочину. Пока я ждала полицейского, что-то впереди привлекло мое внимание. Как будто идущая пешком женщина.
— Миссис Даймонд? Водительское удостоверение, пожалуйста, — услышала я голос лейтенанта Фиори.
— Там, на мосту, кто-то есть, — сказала я.
Но он только повторил:
— Ваше водительское удостоверение, — и написал что-то в книжке квитанций.
— Впереди… кто-то влезает на перила! — воскликнула я, охваченная паникой.
— Слишком поздно, миссис Даймонд. Не успеем спасти ее, — небрежно сказал он, и мы смотрели, как женщина бросается с моста и исчезает в тумане. — Вы должны были сказать раньше.
— Я не знала! — возмутилась я, протягивая ему документы.
— Вы понимаете такие вещи, — сказал он, проглядывая их. — Вы должны были понять, миссис Даймонд.
— Но я обещала не говорить! — зарыдала я.
Не обращая внимание на мои мольбы, лейтенант протянул мне квитанцию.
— Увидимся в суде, — сказал он, плотоядно улыбаясь.
И в этот момент завопил радиоприемник в моем автомобиле.
… Будильник, который я поставила на половину десятого, зазвонил, и мой ночной кошмар рассеялся. После быстрого горячего душа, когда я чистила зубы перед затуманенным зеркалом, передо мной снова замаячил мост. Сквозь слезы и мое отражение проступило лицо Эви. И я услышала ее голос: "Не рассказывай! "
Дрожа, я вынула изо рта зубную щетку, села на закрытую крышку унитаза и разрыдалась.
Утро было прекрасным. Солнце ярко светило в бесконечном лазурном небе. Прохладный океанский бриз вздымал серо-зеленую воду грациозными волнами, сверкающими на солнце к восторгу пловцов и зрителей. Я, однако, не разделяла их радости. Хотя я лежала на пляже, часть меня еще находилась в моем сновидении как в ловушке. Я огляделась, ища Робин или хоть кого-нибудь, чтобы поговорить. Не найдя ни ее, ни ее розового зонтика, я вспомнила о приезде Элиота. "Вероятно, они еще в постели", — подумала я с завистью и выдвинула шезлонг из тени зонтика, сняла темные очки, надеясь, что солнечный свет приободрит меня. Но почувствовала лишь жар и резь в глазах. Прищурившись, я заметила неподалеку веселый желтый зонтик Джефри.
Я вспомнила о своих подозрениях, о том, что Джефри может оказаться убийцей, лишь когда подходила к желтому зонтику. Я замедлила шаги и внимательно осмотрела приятное обезьянье тело, растянувшееся на полотенце. В ярком дневном свете он казался блаженно невинным… или, может, мне было необходимо так думать.