— Лиззи! — повторно и потому, разумеется, более настойчиво позвала Эльспет.
Я, словно заводная кукла, механически встала, накинула халат и проследовала в ее спальню. Эльспет сидела опершись спиной на подушки и, как всегда в такой позе, напоминала игрушечного пупсика, с той только разницей, что была умудренной жизненным опытом и не такой упитанной. Я в очередной раз подивилась, сколько же силы духа сохранилось у этой смертельно больной женщины. Для человека, побывавшего накануне в автомобильной аварии, она выглядела слишком уж хорошо, а настроению ее я могла только позавидовать.
— Я хочу сделать тебе свадебный подарок, — сказала Эльспет.
— Может быть, стоит подождать возвращения Эрика?
— Нет, этот подарок ждать не может, если, конечно, мы хотим, чтобы он был закончен вовремя — к самому важному дню в твоей жизни.
— Закончен? В каком смысле? Эльспет, признайтесь, что вы задумали?
Довольная собой, Эльспет улыбнулась и торжественно произнесла:
— Я заказала твой парадный портрет. В свое время, после моей помолвки с отцом Эрика, его мать, а уж она-то понимала толк в искусстве и знала лично лучших художников, заказала портрет жениха и невесты самому Кабриолани. Теперь, после смерти отца Эрика, этот портрет стал моим главным достоянием. Не считая, конечно, самого Эрика. Стоит мне взглянуть на эту картину, и я не только вспоминаю прекрасное молодое лицо своего мужа, которое осталось в моей памяти неизменным с тех далеких времен, я вспоминаю и те дни, которые мы провели вместе, пока Кабриолани писал наш портрет. Я вспоминаю, как, позируя, муж по нескольку часов подряд обнимал меня за талию, помню тепло его дыхания, помню, как он шептал мне что-то на ухо, пока художник споласкивал кисть… Я даже помню, о чем мы тогда с ним говорили. Мы говорили о том, как в один прекрасный день, когда у нас будут уже взрослые дети, мы на них «отыграемся» — закажем им свадебный портрет и заставим их и их «половинок» так же мучиться по нескольку дней ради того, чтобы сохранить на всю жизнь не только свадебные фотографии, но и настоящее произведение искусства в память о том замечательном дне.
Выпалив все это на одном дыхании, Эльспет рассмеялась.
— Почти все в жизни, что хоть чего-нибудь стоит, заставляет нас страдать и мучиться, — продолжала она. — Это касается самых разных вещей. Портрет, например. Рождение ребенка… Приходится потерпеть, даже когда тебе прокалывают уши, чтобы потом иметь возможность вдеть в них сережки с первыми в жизни бриллиантами.
Сжав мою руку, Эльспет еще раз улыбнулась и даже подмигнула мне.
— С сегодняшнего дня начинаем позировать. Ну что, ты довольна? Утром привезут твое свадебное платье, и позировать ты сможешь уже в нем. Я-то в свое время позировала в другом платье, ведь жениху не положено видеть наряд невесты до свадьбы. Но раз уж Эрика все равно дома нет и ты будешь позировать одна…
— То есть как это — привезут мое платье? — перебила я. Мне казалось — я даже была в этом уверена, — что свадебное платье я еще не выбирала.
— Я дала твои размеры в мастерскую Альберта Гольдштейна, — радостно сообщила Эльспет. — В свое время он и мне шил свадебное платье, а теперь согласился сделать для тебя его точную копию.
Старушка была просто в восторге. Я же пришла в ужас.
— Ну согласись, Лиззи, я здорово все придумала! А главное — какой сюрприз для тебя! Уверена: уж этого ты отрицать не станешь. Если бы ты знала, девочка, как я жду этого дня! Как я о нем мечтала всегда! Скажу тебе по секрету, Лиззи, ты даже иногда напоминаешь мне меня саму в те далекие годы, и мне очень хочется сравнить два свадебных портрета: тот, старый, кисти Кабриолани, и этот, который напишет для нас Ричард Адамс.
Ричард Адамс! Это имя, произнесенное вслух, прозвучало, как взрыв. Страх, шок, ужас — все эти слова лишь приблизительно и тускло передают мощную волну чувств, которая захлестнула меня в тот момент. Я даже прикрыла рот ладонью, потому что на миг к горлу подкатил тошнотворный ком. Я подлетела к окну, якобы мне понадобилось срочно глотнуть свежего воздуха, и высунула голову на улицу.
— Это тот… — выдавила я, — тот англичанин?
— Угадала, Лиззи, именно он, — просияла Эльспет и даже захлопала в ладоши от удовольствия.
Я посмотрела из окна вниз: земля качнулась и бросилась мне навстречу.
— Ты, значит, о нем уже слышала? — продолжала Эльспет, явно не замечая того, что я не в себе. — Вот и отлично. Я впервые заметила этого художника, когда в прошлом году ездила в Лондон. Его работы выставлялись в галерее «Октябрь».
Я тоже хорошо запомнила ту выставку. На вернисаже я умудрилась опрокинуть бокал красного вина на пиджак владельца галереи.
— А вчера в «Арахне» я познакомилась с ним лично.
Услышав эти слова, я вздрогнула.
— У него такая интересная манера письма! Он работает настолько живо и современно, но в то же время сохраняет верность традициям классической живописи.
Эльспет беззастенчиво цитировала краткую аннотацию из каталога, изданного к выставке в галерее «Октябрь», — аннотацию, которую написала я по просьбе Ричарда. Но откуда Эльспет было знать об этом?
— Живопись Ричарда Адамса просто пленила меня, — продолжала Эльспет восторженно, пока я возилась с фрамугой. — Очень многие современные художники, особенно молодые, уделяют слишком большое внимание тому, чтобы любым способом удивить, а еще лучше — шокировать публику. В работах же Ричарда Адамса есть что-то такое, что принадлежит не столько современности, сколько вечности. Он вполне мог бы состояться как художник хоть в шестнадцатом веке, хоть в двадцать шестом. У него есть дар поймать и удержать на холсте человеческие чувства, причем выражает он эти чувства в своих картинах таким образом, что те становятся понятны любому человеку. Этот художник крайне остро воспринимает действительность и умеет отобразить ее в произведении искусства с редкой в наше время пронзительностью и искренностью.
— Да-да, конечно, — не могла не согласиться я.
— Знаешь, Лиззи, что во всем этом деле самое странное? Едва лишь я увидела работы Ричарда Адамса, я сразу же сказала себе: «Как только Эрик надумает жениться — закажу портрет его невесты этому художнику». Это решение я приняла, глядя на одну из его картин. Тоже женский портрет. Как ты думаешь, на кого больше всего была похожа та женщина на холсте? Ни за что не догадаешься, Лиззи. Она — просто твоя копия!
Ну что тут поделаешь! Ох, не знала Эльспет, что на том портрете была изображена вовсе не похожая на меня девушка, а я сама. Вообще-то я позировала Ричарду для трех картин из тех, что были выставлены в галерее «Октябрь». На двух я была похожа на саму себя скорее внутренне, по общему настроению картины. Третий же портрет, запечатлевший меня у окна нашей квартиры на Тафнелл-парк, был единодушно признан всеми моими знакомыми точной копией Лиззи Джордан. Этот портрет был самой большой картиной из всех, что Ричард написал в тот год. Вполне естественно, что он стал своего рода смысловым центром выставки. Более того, репродукция этой картины была помещена на обложке каталога. Того самого каталога, который Эльспет достала из папки, лежавшей на столике у кровати.
— Вот, посмотри, каталог с той выставки, — сообщила она мне. — Ну разве не удивительно? Вы же с этой девушкой просто двойняшки.