— Да-да, всего три дня. Я понимаю, Ричард, времени у вас, чтобы успеть закончить работу, очень мало. Но Алекс Вольпер заверил меня, что если кто-то из серьезных современных художников и способен уложиться в такие сжатые сроки, то это вы, и только вы.
— Если, конечно, вы не сочтете, что модель заслуживает особого подхода и внимания, — сказала я, позволив себе небольшую шпильку в ответ на намек Ричарда о близости в первый же вечер.
— Ну что ж, я, видимо, и вправду не ошиблась, решив, что вам, двум британцам, будет о чем поговорить, — заключила Эльспет и наконец оставила нас с Ричардом наедине. К этому времени тот выглядел как выжатый лимон.
— Ну вот мы и снова встретились, — сказала я.
Вариант первой реплики из фильма о Джеймсе Бонде как-то сам сорвался с языка.
— Ну да, — кивнул Ричард.
Он продолжал распаковывать кисти и краски, избегая встречаться со мной взглядом.
— Там, в галерее, я подумал было, что увидел тебя, но потом решил, что ошибся. Ну согласись, с какой стати тебя могло занести на открытие модной выставки в Лос-Анджелесе. Это же бред!
— Знаешь, мне, между прочим, пришла в голову точно такая же мысль, — огрызнулась я в ответ.
Ричард зафиксировал мольберт на нужной высоте. Это был тот самый деревянный мольберт, который он купил на деньги, полученные за первую свою картину. Тот самый мольберт, который я однажды сплошь заклеила стикерами со словами «я люблю тебя». Это было в день рождения Ричарда. Интересно, помнит ли он об этом?
— Вот уж не думал, что наша встреча произойдет в таком странном месте и при таких странных обстоятельствах, — сказал Ричард, затягивая винты на штативе. — А тебе, я смотрю, эти месяцы пошли на пользу. Ты неплохо устроилась, — добавил он.
Точно так же когда-то мой брат сказал своей бывшей подружке Джулии — «неплохо устроилась». Эти слова относились к девушке, поработавшей в роли эскорт-герл и сумевшей настолько охмурить своего босса, что тот сделал ей предложение.
— Знаешь, я наконец нашла свое счастье.
Эти слова были, естественно, наглой ложью.
— Нашла, да? Как и дверь в красивую жизнь?
— Да, Эрик — человек не самый бедный, — признала я.
— И он станет еще менее бедным, как только старушка «откинет копыта».
— Я выхожу замуж не из-за денег, — гневно заявила я в ответ. — В отличие от некоторых я не ставлю знака равенства между хорошим материальным положением и любовью.
— Ну уж он-то на тебе женится, разумеется, не по расчету.
Ричард явно решил подразнить меня.
— Видишь ли, его материальное положение — не главное. В нем есть внутренняя красота.
— И не говори, — охотно согласился Ричард и кивнул на стоявшую на рояле фотографию Эрика с мамой. — Если бы он еще и внутри был таким же уродом… Ну у него и башка! Ни дать ни взять выжатый грейпфрут.
— Знаешь, я уже стала забывать, какой ты у нас наблюдательный. При этом видишь ты всегда в первую очередь недостатки.
— Честное слово, до сих пор не могу поверить, что ты выходишь замуж, — критически заметил Ричард.
Стоя за мольбертом, он осматривал меня с головы до ног с таким выражением, словно я была одета в лохмотья и по мне ползали вши.
— А почему бы и нет? — возмутилась я. — Или ты решил, что, раз мы расстались, на меня никто больше не посмотрит?
— Должен признать, что ты изменилась в лучшую сторону по сравнению с той женщиной, которую я видел в последний раз хнычущей в обнимку с фонарным столбом.
— Надо было сфотографироваться, — снова огрызнулась я, — потому что тогда в последний раз я так унижалась.
Ричард презрительно скривился и покачал головой.
— Это ты попросила старуху, чтобы она заказала мне твой портрет?
— Да ты с ума сошел! Она сказала мне об этом только сегодня утром!
— Но ты же знала, что я в Лос-Анджелесе? — настаивал Ричард, словно хотел меня в чем-то уличить. — Ты же видела меня в «Арахне».
— Я не была уверена, что это ты, — пожала я плечами. — Я уже стала забывать, как ты выглядишь. Между прочим, мог бы сказать Эльспет, что занят, что у тебя много других заказов, и не пришлось бы встречаться со мной.
— Ну да! Разве мог я догадаться, получив заказ от миссис Нордофф на портрет ее невестки, что это окажется Лиззи Джордан! Богатая старушка всего лишь просила написать портрет молодой англичанки, живущей в Малибу, в качестве подарка на свадьбу.
Ричард закрепил на мольберте пачку листов для набросков и, сорвав оберточную бумагу, шумно скомкал ее.
— Быстро ты устроилась, — сказал он, доставая черный карандаш.
Первые штрихи эскиза Ричард сделал явно более эмоционально, чем обычно.
— Ну уж извини, — хмыкнула я. — Может, мне еще полгода нужно было траур носить?
— Когда я говорил с Мэри в последний раз, она сказала, что ты работаешь в баре для трансвеститов…
Ну Мэри, ну подружка! Вот уж спасибо, дорогая. Больше открытки на Рождество ты от меня не получишь.
— Я ее видел на вручении художественной премии Лестера Бэдлендса. Она была там вместе с этим придурком, как там его — ну, со своим мужем.
— Между прочим, Билл — мой друг, — заметила я.
— Да, встречаются среди твоих знакомых такие, что хоть стой, хоть падай. Признайся все-таки, как тебе удалось заарканить такого жениха, при том что на работе от тебя требовалось прикидываться лесбиянкой? На стороне подрабатывала? Эскорт-герл — так, кажется, это теперь называется?
— Да пошел ты… Эрик Нордофф пригласил меня на пробы.
Что ж, я почти не соврала.
— Не крути головой, — сурово сказал Ричард, — а то нос кривой получится… Я кому сказал: не дергайся.
— Не дергайся? — зло переспросила я. — С другими моделями ты так не разговаривал. Раньше ты не орал на меня, а портреты получались неплохие. С какой это стати я теперь…
— Ну что, у вас тут все в порядке? Как идет работа?
В дверях показалась голова Эльспет.
— Все просто замечательно, — заверил ее Ричард. — Мы с Лиззи как раз выяснили, что у нас есть общие знакомые.
— Как чудесно! — пропела Эльспет. — Да, кстати, вы придете на свадьбу? Думаю, Лиззи будет очень рада. Так получилось, что никто из ее друзей не успевает изменить свои планы и прилететь.
Не успела Эльспет снова оставить нас вдвоем, как Ричард, усмехнувшись, поинтересовался:
— Что, торопишься? В интимные детали вдаваться не буду, но создается впечатление, что ты хочешь как можно скорее накинуть хомут на шею этому парню. По правде говоря, я всегда подозревал, что ближе к тридцати ты высмотришь и быстренько окрутишь какого-нибудь лоха.
От этих слов у меня аж челюсть отвисла и что-то сжалось внутри так, что стало тяжело дышать. Ощущение было такое, словно мне прямо в живот с размаху угодили теннисным мячом.
— А как вспомню все эти завывания по поводу того, что, мол, никогда в жизни ты даже посмотреть не сможешь в сторону другого мужчины… «Не уходи, Ричард, не бросай меня!»
Последние слова он произнес писклявым хнычущим голосом, передразнивая меня во время нашей последней встречи в Лондоне.
— Да как ты смеешь! — зашипела я на него. — Никакая это не свадьба по залету. А если бы даже и так — тебе-то какое дело? Как ты вообще смеешь лезть в мою жизнь? Право делать мне замечания и комментировать мои поступки ты давно потерял, еще в тот день, когда выставил меня из своей квартиры.
— Что значит «выставил»? Ты вполне могла оставаться там сколько нужно, пока не нашла бы себе другое жилье.
— Да неужели! Вот спасибо! И как, ты думаешь, это выглядело бы? Я, значит, сидела бы у тебя дома и с наслаждением созерцала, как ты устраиваешь свою новую жизнь на развалинах моего сердца? Извини за банальность, Ричард, но ты ведь действительно разбил мне сердце. Я любила тебя, а ты от меня отказался, ушел к другой. Или я что-то не так поняла?
— Хм, все же как-то не верится, что я действительно пишу твой свадебный портрет, — пробормотал Ричард, игнорируя последний вопрос. — Слушай, поверни стул чуть-чуть левее. Что-то мне не нравится, как тут падает тень тебе на лицо.