— Ты очень тихая, — сказал Рен.
— Устала, — ответила я.
Мы молчали, пока не добрались до моего дома.
Я забыла о заколоченной двери, пришлось заползли внутрь, нога болела. Рен последовал за мной.
Он встал в коридоре, выглядел удивительно неловко.
— Мне уйти? — спросил он.
Я покачала головой. Я не хотела быть одна.
— Нет. Останься. Только дай мне помыться.
Он нахмурился, но пожал плечами и пошел на кухню.
— Я сделаю чай.
Я прошла, хромая, в свою спальню, стала искать чистую одежду. А потом остановилась, порылась в сумке для побега, еще лежащей на кровати, взяла одно из нарядных платьев, но не то, что меня заставлял надевать Жиль. Я забрала его в ванную, где водой из бочки вымыла волосы, лицо и тело.
Когда я дошла до ран на ногах, я опустилась на стул и осторожно смыла кровь с пылающей кожи и порезов.
И увидела две колотые ранки над левой лодыжкой.
ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я знала, что была укушена. Я знала, что лодыжку пронзила боль не от осколков бутылки. В тело словно напихали сосулек. Два ряда зубов. Один для еды, другой для обращения.
Моя мать не врала, когда сказала, что было больно.
Я хотела ошибаться. Я отгоняла эти мысли весь путь домой, хотя ощущала, как меня охватывает холод. Он был у колен, и они были застывшими и скованными.
Я не знала, что будет, когда он доберется до сердца. Я догадывалась, что человеческое перестанет биться, а сердце монстра забьется.
Я протерла раны, надела новое платье через голову, заплела волосы в косу. Я вытащила из кармана грязной одолженной юбки пистолет матери и последнюю серебряную пулю, вставила ее в барабан, и он с щелчком встал на место.
Я не хотела умирать. Я хотела жить. Покинуть это место и попробовать удачу где-то еще. Я хотела целовать Маррена Росса, чтобы мы не могли дышать. Я хотела сделать с ним куда больше, чем поцелуй. Я хотела увидеть море и попробовать шоколад. Я хотела вырасти. Я хотела описать на бумаге свой мир. Лучше того, который я знала.
Так было не честно.
Я покинула ванную и прошла на кухню, каждый шаг был агонией. Но я выдавила улыбку, увидев Рена на столе с двумя горячими чашками чая.
— Можно кое-что лучше, Маррен Росс, — сказала я. — Это ведь праздник.
— Вижу, — он кивнул на мое платье, его глаза пылали как при лихорадке.
— Я красивая? — спросила я. Смерть, похоже, сделала меня храброй.
Рот Рена раскрылся, и я рассмеялась.
Я вытащила хороший виски отца и два стакана, наполнила их до краев, подвинула один к нему, подняла свой.
Первый глоток обжег горло, и я сделала еще, гадая, смогу ли выжечь холод внутри.
Он не поверил мне.
— Что происходит? — спросил он, склонился ближе, игнорируя напиток.
Я опустила пистолет матери на стол между нами.
— Если мне не хватит смелости, это сделаешь ты, — сказала я.
Он отпрянул от стола так быстро, что чуть не сбил свой стул.
Я говорила дальше:
— В идеале мне нужно быть на солнце. Последний рассвет, и я стану пеплом. Но я переживаю, что проявится инстинкт, и я попытаюсь напасть на тебя или убежать… — я умолкла. — С мамой это произошло быстро. За часы. Похоже, так было и с Джеймсом. Я не знаю, сколько мне осталось.
«Ничего хорошего», — подумала я.
— О чем ты?
— О, Рен. Ты знаешь, о чем я.
Я задрала платье и показала ему рану.
Он смотрел на круглые следы, которые разделяли два дюйма. Они выглядели как пустяк.
— Я не могу тебя застрелить, — сказал он.
Я ему верила.
— Тогда это должна сделать я, — я потянулась за пистолетом.
Он схватил его и держал как змею.
— Рен, от этого не вернуться. Я не исцелюсь. Лекарства нет.
— Ты этого не знаешь.
— Знаю. Или превращение, или смерть. Айлин и Хэтти умерли. Джеймс и моя мама превратились.
— Превратись. Я позабочусь о тебе. Я дам тебе то, что нужно. Прослежу, чтобы ты никого не ранила. Это не должно быть концом.
— Рен…
— Нет, Альва. Нет, — он мотал головой, глядя на пистолет.
Я заговорила нежно:
— Рен, послушай. Так или иначе, для меня все кончится плохо. Но я могу хотя бы сделать так, чтобы никто больше не пострадал. Мне нужно, чтобы ты помог мне с этим. Если не можешь, то я знаю, что нужно сделать.
Он рассмеялся.
— И все? Или ты стреляешь в себя сейчас, или я в тебя потом?
Я кивнула. Так и было. Такой была ужасная правда.