«Ничего, — подумал он. — Все равно этот зверский докторский остров не может быть больше озера, а озеро не такое уж большое. Нужно только дойти до берега и идти по нему по кругу — может, там найдется лодка, или катер, или хотя бы спасательный круг — что-нибудь, на чем можно уплыть домой».
Перед самым домом стоял столбик со стрелкой, сделанной из стеклянных трубок и указывающий налево. Тимоша поглядел на нее и на всякий случай пошел направо. Улочка вскоре кончилась, и он очутился на большом проспекте, по которому густым потоком катились в обе стороны машины и автобусы в два этажа. Людей было немного, и все они шли с очень озабоченными и серьезными лицами, точно спешили по важным делам. Почти никто не разговаривал друг с другом. Тимоша тоже выглядел достаточно унылым, чтобы не обращать на себя внимания. Все же спросить, как добраться до берега, он не решался — а вдруг догадаются. Но в это время, на его счастье, к тротуару подъехал автобус с дощечкой, на которой было написано «Центр — Пляж».
«Пляж! — это же как раз то, что мне нужно».
В автобусе Тимоша немедленно взобрался на второй этаж и приник к окну.
Пестрые ленты разноцветных и блестящих, как облизанное монпансье, машин скользили внизу, загибались на поворотах, уползали под зеленые шапки деревьев; прямо на уровне лица проплывали гигантские буквы реклам и вывесок, светофоры и фонари, маляр, подвешенный в специальной клетке, цветы на подоконниках, голуби, расхаживающие по перилам балконов. Проспект кончился, потянулись черепичные крыши одноэтажных домиков, красневшие в зелени садов, аккуратные прямоугольники огородов. Повсюду текла такая мирная и спокойная жизнь, что Тимоша на какое-то мгновенье даже пожалел, что он отказался от такого же домика (аллея восемь, комната три), от ванны и телефона. Потом за деревьями замелькали флаги, разноцветные зонтики и навесы, сверкнул кусочек озера, сердце у него забилось, он оторвался от окна и, невежливо расталкивая пассажиров, кинулся вниз к мягко открывшимся дверям.
На первый взгляд, это был самый обычный пляж с песочком и деревянными грибками, с вышкой для прыжков и красными железными поплавками, качавшимися на воде, даже со спасательной лодкой. Но, присмотревшись, Тимоша заметил нечто странное: выражение лиц у купавшихся и загоравших было таким же сосредоточенным и хмурым, как у тех людей, которых он видел на улице. Как будто они приехали сюда работать. У каждого на руке были часы, они часто смотрели на них и потом разом переворачивались со спины на живот или обратно. Те, кто заходил в воду, часов тоже не снимали и, плавая, сверялись со временем, точно лишняя секунда в воде грозила им смертельной опасностью. Прыгуны-ныряльщики поднимались на свою вышку с видом обреченных и падали с нее, стиснув зубы и зажмурив глаза. Тимоше тоже хотелось забраться на вышку (может, с нее виден их поселок), но он боялся, что и его заставят прыгнуть с такой высоты. Поэтому он присел на краешек свободного топчана и стал осторожно поглядывать по сторонам.
То ли солнце слепило глаза, то ли воздух был слишком влажным — противоположного берега нигде не было видно. Ни паруса, ни следа моторки — ровная сверкающая поверхность. Только спасательная лодка лениво плавала невдалеке за линией поплавков. Вот она остановилась, словно в задумчивости и не спеша направилась к берегу. В ту же минуту кто-то жалобно застонал слева от Тимоши. Он оглянулся: толстая женщина, держась рукой за сердце, смотрела туда же, куда и он — в сторону лодки.
— Так я и знала, что он вспомнит, — бормотала она, — так и знала.
Невысокий мускулистый спасатель, голый по пояс и точно в такой фуражке, о какой мечтал Тимоша, вразвалочку шел в их сторону. Женщина смотрела на него так, как смотрят на врача, когда тот набирает в шприц какую-нибудь гадость из ампулы.
— Что ж вы? — грубовато спросил спасатель, останавливаясь над их топчанами и сплевывая сквозь дырку в зубах. — Я жду, жду…
— Видите ли, в чем дело… — начала женщина, делая вид, что хочет встать, но не может.
— Ну, нечего, нечего, — быстро сказал спасатель. — Все так говорят. Ах, я не могу, ах, у меня слабое здоровье. Меня все это не касается. У меня задание — сто двадцать несчастных случаев в год, а там хоть все утопитесь. Семьдесят первый, — он нагнулся, рассматривая номер на топчане, — значит, сегодня ваша очередь.
— Я знаю, знаю. Я даже специально готовилась, но сегодня была такая страшная ночь, эти звери за окном — у меня совершенно расстроилась нервная система. Боюсь, мне не справиться. Тем более, я несколько располнела в этом году…