Каково бы ни было время, которое можно провести, стоя на пороге кафе и глядя на часы, оно прошло.
Я должна сделать выбор.
3
Можно подождать, пока из-за паники я не смогу дышать, а можно подойти и сесть. Если я сделаю второе, Шерил подойдет, заговорит о погоде, принесет мне шоколад и торт, и я смогу посчитать зернышки, съесть торт и отправиться домой. Но если я сяду, мне придется заговорить с ним. И это будет уже второй по счету разговор с совершенно незнакомым человеком. Беспрецедентный случай.
Я иду. 12 шагов до столика.
Выдвигаю стул.
Сажусь.
У него хорошие зубы, прямо как у детей молочные. По крайней мере, те 6, которые я вижу. Кремово-белые с округлыми, а не острыми и не торчащими краями. На нем опять джинсы, а ведь сегодня пятница. Супер. Значит, у него не только нет друзей, но он еще и безработный. Как бы то ни было, джинсы ему идут. На нем черная вафельная рубашка с короткими рукавами и 6 пуговицами спереди. Пуговицы маленькие и блестящие – пластик под перламутр. Светлые волосы растрепаны. Он предложил мне сесть за его столик. Надо вести себя вежливо.
– Вы меня преследуете? – спрашиваю я.
Он как раз отхлебнул кофе и поперхнулся.
– Ммм… нет. А вы?
– Зачем это мне вас преследовать?
– Не знаю… чтобы украсть мои фрукты?
– Всего лишь один банан. С тех пор я многому научилась.
– Я тоже. Правда. Рад вас видеть. – Он берет меню. И снова кладет. Похоже, у него в мозгах протечка.
Сверяюсь со своим детектором сарказма: ничего. Неужели он и вправду рад меня видеть? Поразительно, но я начинаю краснеть. Не деликатно, как героини Джейн Остин – два розовых пятнышка цвета закатного солнца ровно в центре круглых девичьих щечек, а волной океанского прилива, жаркой и алой, которая начинается с пальцев ног, поднимается вверх по бедрам и щекочет губы, наконец со всей силы обрушиваясь на песок, то есть лицо. Яркий, пульсирующий алый.
– Это потому, что вы увидели, как я иду вам навстречу. У меня потрясающая походка. Весь секрет в том, чтобы… – Я наклоняюсь вперед, заговорщически поглядывая из стороны в сторону и приложив руку к лицу, чтобы укрыться от лишних ушей, – ставить одну ногу перед другой. Родители научили меня этому много лет назад, и вот почти каждый день я тренируюсь. Мое любимое занятие – пройтись по кафе.
Он открывает рот, чтобы ответить, но тут из-за моего плеча возникает Шерил:
– Что будешь, милочка?
Ну наконец-то.
– Горячий шоколад, 2 мини-суфле, кусок апельсинового торта.
– Сегодня апельсинового нет, зайка. Не желаешь попробовать кусочек лимонного?
Тьфу.
Тьфу!
Без паники, без паники, без паники.
Нет апельсинового торта – значит, нет зернышек. А без зернышек я не узнаю, сколько кусочков отломить. Как можно съесть что-то, не зная, на сколько кусочков это поделить?
Перевожу взгляд на мальчика с бананом:
– Сколько вам лет?
Тому хватает наглости не показать удивления. Люди обычно удивляются, когда незнакомцы спрашивают, сколько им лет, заказывая еду в кафе.
– Тридцать восемь.
Поворачиваюсь к Шерил:
– Да, я буду лимонный торт.
Та улыбается. Не мне.
– Еще чего-нибудь, Шейми? Что-то ты сегодня припозднился.
Шейми. Я прихожу сюда каждый день в течение последних двух лет и до сих пор для нее всего лишь милочка.
– Проспал. Вчера загулялся допоздна. Еще кофе, Шерил.
Шерил одаривает его своей самой праздничной улыбкой. Мне она так никогда не улыбалась, даже в мой день рождения, когда я ей 10 баксов на чай оставила. Вдруг начинаю ее ненавидеть. Это она виновата, что мне приходится сидеть за чужим столом и есть не то, что обычно. По ее вине меня окружают одни лыбящиеся идиоты. Шерил уходит за апельсиновым тортом. В роли апельсинового сегодня лимонный.