- Ты в этом уверен? - задал вопрос Иверсон.
Полицейский в штатском постучал пальцем по первой фотографии, на которой отчетливо было видно лицо «жертвы».
- Без сомнений, - сказал он. - Именно этот.
- Бога ради, тогда почему ты мне об этом не сказал? - спросил Иверсон, воображение которого уже, несомненно, нарисовало скорбную картину: Детвейлер, выдвигающий обвинение в ложном и неправомерном задержании.
- Потому что меня о нем никто не спрашивал, - ответил детектив, и не без оснований. - У меня было задание проверить Детвейлера, что я и сделал. Если кто-нибудь попросил бы меня проверить этого парня, я бы проверил. Но никто не просил. До свидания.
И он ушел, переложив всю ответственность на Иверсона.
Вот так всё было.
Мы обменялись взглядами с Тиндейлом. Через пару мгновений он смягчился.
- Как бы там ни было, мистер Кентон, особенно та фотография была очень похожа на настоящую… настоящую, как ад. Но в фильмах ужасов тоже происходит нечто подобное. Один парень, Том Савини31, может делать такие спецэффекты, что…
- Итак, Детвейлера отпустили.
Страх возник во мне, всплыв на поверхность, подобно советским подводным лодкам32, которые постоянно ускользали от шведов.
- Можете верить, можете - нет, но ваша задница в полной безопасности, словно за броней, - сказал Тиндейл и добавил с рассудительностью, свойственной Александру Хейгу33. - Я утверждаю это на юридических основаниях. Вы поступили добросовестно, как должен поступать любой гражданин. Если бы Детвейлер мог доказать наличие злого умысла с вашей стороны, это другое дело… но черт подери, вы его даже не знали.
Подводная лодка показалась чуть выше, потому что в тот момент я почувствовал, что начинаю его понимать, Рут, и мои ощущения относительно Детвейлера ни тогда, ни сейчас нельзя было назвать добрыми и милыми.
- Кроме того, за необоснованный арест в суд подают не на осведомителя, а на полицию, которая прибывает, зачитывает права, а затем увозит в участок на машине, в которой нет ручек на задней двери.
Осведомитель. Вот что порождало во мне страх. Подводная лодка всплыла полностью, дрейфуя на поверхности воды, словно мертвая рыба при лунном свете. Осведомитель. Я не знал Карлоса Детвейлера... но он узнал кое-что обо мне. Нет, ему стал известен не тот факт, что я был президентом литературного общества Брауновского университета, не тот факт, что я начал преждевременно лысеть, и не то, что я помолвлен и скоро женюсь на хорошенькой девушке по имени Рут Танака из Пасадены… ничего из этого (и не дай Бог ему узнать мой домашний адрес, никогда, прошу тебя, Господи). Но теперь он знает, что я - тот самый редактор, по чьей вине его арестовали за убийство, которого он не совершал.
- Вы не знаете, - спросил я, - Упоминал ли Иверсон или кто-то еще из полицейского участка Сентрал-Фолс мое имя при Детвейлере?
Тиндейл закурил.
- Не знаю, - ответил он, - но уверен, что никто не упоминал.
- Почему?
- Это было бы непрофессионально. Когда вы начинаете вести дело - даже такое, что рассыпалось на глазах - каждое имя, о котором преступник не знает или о котором даже мог бы не знать, становится покерной фишкой.
Чувство облегчения, которое я почувствовал, было крайне не долгим.
- Однако нужно быть круглым идиотом, чтобы о вас не догадаться. Если только он не забросал этими фотографиями все нью-йоркские издательства. Как думаете, он мог такое сделать?
- Нет, - угрюмо ответил я. - Никакое другое нью-йоркское издательство не ответило бы даже на его первое письмо.
- Понятно.
Тиндейл поднялся, убирая со стола пластиковые кофейные чашки и намекая тем самым, что мне пора уходить.
- Еще один вопрос, и я от вас отстану, - сказал я. - Другие фотографии были очевидными подделками, к тому же жалкими. Как же получилось, что одни фальшивки выглядят явно неудачно, в то время как другие сделаны чертовски здорово?
- Возможно, Детвейлер сам устроил фотосессию «священного» сеанса, а кто-то (скажем, ответ Сентрал-Фолс Тому Савини) загримировал «жертву». А может, Детвейлер специально ухудшил часть фотографий, чтобы вы серьезнее отнеслись к другим.
- Для чего ему всё это?
- Возможно, чтобы вы сели в лужу, что и произошло. Может, он так развлекается.
- Но в результате этого его арестовали!
Он посмотрел на меня, как на ребенка.
- Представьте себе, мистер Кентон, какого-нибудь парня в баре, у которого имеются петарды. Смеха ради он заряжает петардой сигарету своего приятеля, пока тот облегчается в сортире или выбирает мелодию в музыкальном автомате. Парню это кажется самой смешной шуткой, какая только может быть на свете, хотя его приятель эту шутку вряд ли оценит, и парень это прекрасно знает. Приятель возвращается и вскоре закуривает. Две затяжки - и ба-бах! Всё лицо в табаке, пальцы обожжены порохом, а на коленях пролитое пиво. А его дружок (который уже не дружок) сидит на соседнем стуле и истерично хохочет. Понимаете, о чем я?