– Мальчишки всегда своим подыгрывают! Давайте девочку.
– Ага, а девчонки играют нечестно. Пусть мальчик выбирает.
– Нет, девочка. Потому что наш замок лучше!
– А почему это ваш? Наш выше и башен у него больше!
– А наш красивее, с цветочками!
– Цветочков на замках не бывает.
– А вот и бывает! У моей принцессы замок с цветочками, – пропищала малышка лет четырех, потрясая кулачками.
– Ха-ха, ты еще скажи, что он розовый! – вступил в спор мальчишка явно раза в два старше ее.
– Розовый, а какой еще? – недоуменно уставилась на него девчушка.
К моему огромному сожалению, я так и не досмотрел, чем все закончится, потому что мама позвала Ричарда, и тот, схватив меня за лапу, побежал к ней. Все камушки, колючки, мелкие веточки и бумажки от конфет на нашем пути были «мои», я сгреб все.
Джессика покачала головой, молча взяла меня на руки и несколько раз больно ударила по пятой точке, стряхивая мусор, запутавшийся в шерсти. Спасибо, конечно, но можно было и понежнее. Затем она повернулась к сыну:
– Малыш, скоро начнет темнеть. Поэтому, если хочешь покататься на велосипеде, сейчас самое время.
– Да-да-да, хочу, хочу, – весело подпрыгнул мой «хозяин».
– Тогда вперед.
Метров через сто от того места, где сидела мама, располагалась небольшая площадка, на которой раскинулся пункт проката велосипедов. Ричард поздоровался с мужчиной, указывающим тому на ярко-зеленый четырехколесный велосипед, усадил меня на багажник, сел, и, помахав маме ручкой, начал быстро набирать скорость. Вслед нам донеслось только: «Я буду ждать тебя тут. Будь осторожен!». Ветер путался в моей плюшевой шерсти, шумел в ушах и швырялся пылью в глаза. Но все равно было классно!
У меня никогда не было велосипеда, поэтому я даже ездить на них не умел. В детстве тетя аргументировала свое нежелание покупать мне трех-, а затем и четырехколесного друга (цитирую) «повышенной травмоопасностью данного транспортного средства». Хотя на самом деле у нее просто не было никакого желания тратить на меня деньги. Когда я чуть подрос, тетка отбивалась от меня фразой «ага, не хватало еще чтобы ты шею себе свернул!». А потом, выйдя из-под ее опеки, я решил, что велосипед мне уже ни к чему. И зря.
Мы набрали такую скорость, что уже на первом повороте я не удержался и здорово приложился спиной об асфальт. Прямо в лужу. Мальчишка продолжил свой путь, не заметив потери, а я лежал в дождевой воде и смотрел в серое вечернее небо, затянутое тучами. Влага впитывалась в мое игрушечное тело, делая его тяжелым и холодным. Я не знаю, как еще это описать. Скажу только, что чувство не из приятных.
Несколько минут я лежал и думал, что это конец. Что вот сейчас меня возьмут, закинут в мусорный бак и поминай, как звали.
Вместо этого передо мной возникло худое человеческое лицо. Пожилой мужчина прицокнул языком, одним рывком поднял меня за ухо из лужи, и усадил на ближайшую скамейку. Вода с характерным звуком струйками потекла на землю. Дедушка еще раз взглянул на меня, покачал головой, неожиданно улыбнулся и присел рядом.
– Кто ж тебя так? – послышался скрипучий голос.
На вид мужчине было около восьмидесяти лет. Доброе лицо, испещренное глубокими морщинами, и еще более глубокая складка на лбу, выдающая неизжитую боль. Взгляд его почти бесцветных глаз с легким голубым оттенком, под нависшими, широкими, абсолютно белыми бровями был теплым и лучился добротой. Небольшая, но пышная седая борода делала его похожим на волшебника из сказки, по крайней мере, я представлял себе волшебников именно так. Одет он был не совсем по сезону. Старая, видавшая виды кепка, серый пиджачок поверх светлой застиранной рубашки, отглаженные брючки со стрелками и легкие летние туфли. Все в нем было гармонично, несмотря на то, что от дедушки веяло одиночеством.
Конечно, я молчал. А что мне было говорить? И был ли в этом толк, если тебя все равно никто не слышит.
– Меня так однажды тоже нашли в луже, – немного помолчав, продолжил он с легкой улыбкой. – Помнится, я тогда сутки отработал на стройке. День выдался очень жаркий, никакие головные уборы не спасали от солнца. Но надо было работать, чтобы прокормить отца с матерью, да еще шестерых братьев. Да-а-а, семья у нас была большая. Родителям было тяжело, вот я и пошел, как самый старший, на работу. Мне тогда было двадцать два. Вечером того памятного дня пошел дождь и нас отправили по домам… И то ли я не рассчитал свои силы, то ли сказалась усталость, да только рухнул я в обморок аккурат в этом самом месте. Только лужа тогда была больше, и асфальта еще не было. Не известно, чем бы все это могло кончиться, но я оказался настоящим везунчиком. Закончив смену, одна молоденькая медсестричка из ближайшего госпиталя, спешила домой. Она решила срезать путь, чтобы не промокнуть под дождем, и пошла через парк. А там я в луже и без сознания. Для меня до сих пор остается загадкой: откуда в ее юном хрупком теле взялись силы, чтобы поднять меня, считай, мужчину. Очнувшись и увидев ее, я решил, что это конец и передо мной ангел – эти огромные голубые глаза, светлые кудри, спадающие до плеч и легкое голубое платьице в мелкий цветочек. Она была как глоток свежего воздуха для моего едва вернувшегося сознания. Посидев минут десять со мной на земле, окончательно промокнув и удостоверившись, что я не собираюсь снова падать в обморок, она поднялась и протянула мне руку. Ее платье было измазано, с волос стекала вода, но она улыбалась самой искренней улыбкой. Я встал, взял ее руку в свою… и больше мы никогда не расставались, – он замолчал и посмотрел куда-то вдаль, сквозь деревья и время. – Она была для меня всем! Мы поженились через полгода. И я всю жизнь жалел об этом! Жалел, что упустил целых шесть месяцев, – дедушка поджал губы, но его глаза улыбались. – Детей Бог нам не дал. Видимо, это была цена за наше счастье. И мы смирились. Жили, наслаждаясь каждым отведенным нам днем, каждой минутой. Мы очень любили гулять в этом парке. А эта скамейка, – он похлопал ладонью по доскам, – была «нашим местом». Мы часто тут сидели, вот как мы с тобой сейчас, и болтали обо всем и ни о чем, а иногда просто молчали, держась за руки. С ней было невообразимо уютно молчать. Если ты когда-нибудь найдешь женщину, с которой уютно молчать, женись! – он поднял указательный палец вверх и назидательно потряс им в воздухе. – Моя Элизабет… Она не только спасла мне жизнь, но и стала ее смыслом… – на несколько долгих секунд повисла тишина, разрываемая детскими голосами, а когда он продолжил, его голос дрогнул. – Я умер два года назад. Вместе с ней. Все, что от меня осталось – это человеческая оболочка, застрявшая в этой тесной прослойке между раем и адом. Но мне надо жить – она так хотела. Она просила, чтобы я жил за нас двоих. Вот уже два года я засыпаю с надеждой, что увижу ее хотя бы во сне, а просыпаюсь в холодной постели, где ее нет. И мне приходится завтракать одному. Одному идти на прогулку. Одному читать книги и смотреть телевизор, одному ухаживать за нашим маленьким садиком за домом. И она до сих пор меня спасает… Заставляя меня жить.