– Шторы! – закричали мы хором.
Отец остановился, повернувшись, бросил взгляд на окно, взглянул на Ричарда:
– Добрых снов, малыш, – и вышел прочь.
То, что было дальше, иначе, как замкнутым кругом назвать было нельзя: мы не могли двигаться, поэтому не могли открыть шторы, поэтому не могли двигаться, поэтому не могли открыть шторы, поэтому… И так до бесконечности. Джон смиренно молчал, Лия упражнялась в сквернословии в адрес всех и вся: начиная от родителей Ричарда и заканчивая тем небожителем, который придумывал правила. Мне же было обиднее всех. Моя мечта размять кости во второй раз накрылась медным тазом. Нет, я никого не ругал, это делала зайка за нас троих, причем так емко, что ни добавить, ни убавить. Я просто сидел и с утроенной силой ждал сентября.
* * *
Глядя в окно на стремительно темнеющее небо, усыпанное разводами облаков, напоминающими морской прибой, я окунулся в воспоминания трехнедельной давности.
Последние дни последнего летнего месяца стали для меня особенными. Случилось то, что никогда не случалось со мной в прошлой жизни: я увидел Атлантический океан.
Ричард целую неделю собирался в эту поездку, рассказывал родителям, как он будет плавать, нырять, убегать от волн, какие игрушки он с собой возьмет и как будет классно, если папа купит ему ласты и маску. В список «избранных» игрушек, кстати, никто из нас троих не вошел. Там был кораблик, ведро с совочком и набором формочек для песка, механическая лягушка, и дельфин, который лежал в ванной, и с которым мальчишка играл во время купания. Я дико завидовал и малышу, и игрушкам! Мне так хотелось увидеть эту мощь стихии, эту морскую гладь, уходящую за горизонт, эту бесконечную ленту песчаного пляжа, бегущую вдоль кромки набегающей воды, вдохнуть соленый воздух и почувствовать поцелуй морского бриза на своем лице… Да, тот факт, что я неумолимо превращался в романтика, начинал меня здорово беспокоить. Тем не менее, я хотел поехать к океану.
Тридцатого августа Ричарда разбудили очень рано, еще до рассвета, одели его полусонного, и на руках понесли в машину, прихватив заранее приготовленный им пакет с игрушками. Я смотрел им вслед, пытаясь проглотить подступавший к горлу ком обиды на себя, за то, что так и не доехал в прошлой жизни к своей мечте, и на жизнь, за то, что не попал в «счастливый», по моему мнению, список мальчика.
Через несколько минут я услышал звук мотора, и в этот момент ворвавшаяся в комнату Джессика, сгребла меня в охапку и потащила вниз по лестнице, провожаемая непонимающим взглядом проснувшейся Лии.
Меня закинули на заднее сиденье машины, положив под голову Ричарду в качестве подушки. Признаться, мне было все равно! Пусть хоть привяжут меня к фаркопу и потянут на веревочке по бездорожью – я согласен. Главное, чтоб тянули в направлении океана.
Конечно, через пару часов пути все мое тело затекло и просилось домой, а слюнка, стекающая изо рта спящего малыша, насквозь пропитала мой живот, неприятно холодя спину. Еще меня немного укачало и я совершенно не чувствовал то место, которое должно соединять голову и туловище, потому как мое тело лежало на сидении, а голова, свисая с него, беспомощно болталась в воздухе.
Через несколько часов мы прибыли на место. Как только дверь машины открылась, в нос мне ударил соленый морской воздух. Я втянул его, наполняя свои несуществующие легкие, насколько позволял вес головы спящего на мне Ричарда. Эйфория захлестнула меня, мозг отчаянно требовал, чтобы тело немедленно пустилось в пляс по золотистому песку, кричало от восторга и прыгало от счастья. Я делал это мысленно, опасаясь, что меня разорвет от эмоций.
За всей этой бурей одолевающих меня чувств, я даже не заметил, как отец разбудил сына и я оказался свободен. Еще через десять минут меня несли подмышкой на пляж, видимо, в качестве той же подушки. Устроившись на покрывале, я смотрел на океан, иногда забывая дышать. Чайки сновали высоко над головой, кричали, и изредка выхватывали что-нибудь съедобное из рук зазевавшихся отдыхающих. Волны накатывали на берег, языками заходя далеко вглубь суши, пенясь, и отступая с шипением. Песок искрился в лучах еще не высокого солнца, напоминая россыпь алмазной мозаики. К сожалению, окунуться в прохладную воду мне не светило, хотя я реально был готов продать душу за такую возможность. А потом пусть делают со мной что хотят: «обнуляют», запихивают в ад или отжимают воду из моего тела – еще неизвестно, что страшнее.