– Можно, – улыбнулась Джессика, и, взяв сына за руку, а меня – подмышку, направилась за входным билетом.
Аттракцион был небольшой, раза в два меньше такого же для взрослых, но малышу хватило и этого. Покачиваясь после двух минут кружения, он, счастливый, вышел к маме, и молча указал в сторону горок.
– Пойдем.
Мы переходили от одной вертушки до другой крутышки, от одного паровозика до другой машинки, пока я окончательно не сбился в количестве посещенных Ричардом аттракционов. На парочке ему даже разрешили проехаться со мной, отчего я, сам того не ожидая, впал в детство. Мне хотелось раскинуть руки в стороны, болтать ногами и визжать от восторга, так же, как делал это малыш и другие дети.
А еще мы ели мороженое! Я – воображаемое, мальчик с мамой – настоящее. У меня было эскимо, политое толстым слоем мягкого шоколада и щедро присыпанное орехами с вафельной крошкой. У моего даже было одно огромное преимущество – оно не кончалось. Как и был один еще более огромный недостаток – оно было ненастоящим.
Посвятив развлечениям всю вторую половину дня и изрядно подустав (хотя это касалось только Джесс), наша троица засобиралась домой. Напоследок мама разрешила прокатиться Ричарду на еще одной карусели, той, где разные животные неспешно едут по кругу. Оплатив входной билет, мама, держа сына в одной руке, а меня в другой, шагнула на крутящуюся платформу. Меня усадили на слона, а мальчику приглянулся огромный светло-коричневый лев. Проехав так несколько кругов, малыш попросился пересесть на лошадку. Потом на зебру. Затем на осла, на оленя, и, наконец, на жирафа. Половину его пересадок я не видел, лишь слышал его голос, так как они ушли за поворот. А потому не сразу понял, что продолжаю кататься уже без них.
– Меня забыли. За-ши-бись! – утвердительно сказал я сам себе. – Эй, постойте, а она что, не останавливается?
Карусель кружилась без остановки, другие дети заходили с родителями на медленно крутящийся круг с разными зверями, катались, смеялись, косились в мою сторону, но никто так и не решился убрать меня оттуда. В среднем однообразное катание по кругу длилось у всех минут пять, у меня же счет пошел на десятки. Голова шла кругом, ладони вспотели, а в глазах то и дело темнело. Как выяснилось, у моего плюшевого мозга был один существенный недостаток – он не мог отправить тело в обморок. Подозреваю, это оттого, что умереть я не мог, как бы ни пытался. Ну, действительно, что может быть страшного в детском аттракционе, на который допускаются дети с года… Для детей может и ничего, а вот безопасность брошенных плюшевых медведей оставляет желать лучшего!
Когда солнце уже зацепилось краем за горизонт, а в парке включилась подсветка, я понял, что катаюсь уже больше часа. Такого приступа тошноты я не испытывал ни в одной жизни! Перед глазами все плыло, любые попытки сфокусировать взгляд были заведомо обречены на провал, несуществующий желудок застрял в несуществующем горле и очень просился наружу, вся кровь отхлынула куда-то в район пяток, а от легкой вечерней прохлады начинало знобить.
– Как можно было забыть целого медведя?! Это вам не чупа-чупс на лавочке!
Спустя, по моим ощущениям, три вечности, эта страшно-люто-дико-безумно-меганенавистная карусель начала останавливаться. Я балансировал на грани между глубоким обмороком и обычным сентябрьским вечером. Мысли путались, цепляясь друг за друга и катаясь клубочком в моей голове, а вестибулярный аппарат приказал долго жить.
Прошла минута, две, три… На площадке появился парень, видимо тот, который отвечал за аттракцион. Он внимательно осматривал каждое посадочное место, пока не наткнулся на меня.
– О, заяц!
– Где ты зайца-то увидел, баран?! – еле шевеля языком, отозвался я.
– Билетик-то Ваш где?
– А Ваш?
– Так-с, пройдемте-ка со мной до выяснения обстоятельств, – паренек взял меня на руки и понес к своему «домику» на входе на карусель.
Едва он открыл дверь, как за его спиной раздался очень знакомый голос:
– Молодой человек! Погодите! – мой взгляд все еще отказывался фокусироваться, но в лице, плавающем туда-сюда, я узнал мистера Динкерманна.
– А?
– Откуда у Вас эта игрушка? По-моему, я знаю ее владельца, – тон его голоса был добрым и учтивым.
– Да вот, забыли, – пожав плечами, ответил парень. – Может, заберете его? Он мне тут совершенно ни к чему.
– Заберу. Спасибо Вам!
– И Вам спасибо, что избавили меня от участи открывать «бюро находок».
– Ну, здравствуй, старый знакомый, – дедушка бережно, словно ребенка, взял меня на руки, и, еще раз улыбнувшись работнику парка, зашагал прочь. Он тяжело опирался на трость, которой в прошлый раз у него не было, но лицо его по-прежнему выражало спокойствие и умиротворение.