– Я не хочу забывать эту жизнь. И не хочу забывать вас. А прошлая… Пусть горит синим пламенем! – память издевательски подкинула картинку, где я одним ударом с ноги по ребрам обрываю жизнь молодому пареньку, заступившемуся за девушку. Я мотнул головой, отгоняя негативные мысли.
– Думаю, тебя даже слушать не станут.
– Вот и прове…
В этот момент Ричард заворочался в кровати, мотая головой. Мы насторожились, готовые занимать свои места. Но мальчик не проснулся. Через пару минут к его беспокойному сну добавились едва различимые слова, лишенные всякого смысла:
– Дракон не ест… Машина… Зеленый краснее… Окно… Там мокрая… Солда… Папа, он воевал… Ехать не буду…
– Да он бредит! – вскрикнула Лия.
Мы кинулись к нему. Я помог взобраться на кровать зайке и солдату, после чего залез сам. Джон побежал к Ричарду, собираясь потрогать его лоб – солдат единственный из нас троих мог это сделать, нам с Лией мешал слой плюшевой шерсти на лапах.
– Да он горит! – отдернул руку Джон. – Градусов сорок, не меньше!
– И-и-и… И что нам делать?
– Надо звать Джесс и Билла.
– Ты с ума сошел! Как мы это сделаем? Нам же нельзя…
– Есть ситуации, когда нужно думать в первую очередь не о себе!
Мы не нашлись, что ответить, лишь растерянно смотрели на Джона, принявшего на себя командование.
– Но что мы можем?
– Дайте подумать. Выйти отсюда не получится…
– Почему?
– Ручка тугая. Мы когда-то пытались с теми, кто был тут до вас. Даже время терять не будем. Хммм… Шум! Нам нужен шум!
– И?
– Так-так-так… Это не то, это нет, это… Кубики! Они деревянные. Строим башню и рушим ее. При ударе об пол будет грохот. Должно сработать.
Мы дружно кинулись к ящику с игрушками. Джон прыгнул в него первым, зарывшись и вытаскивая из глубины нужные нам кубики. Я брал их и передавал Лие, которая строила саму башню.
Кубиков оказалось немного, но их вполне хватило, чтобы башня начала шататься.
– А теперь ломай! – скомандовал Джон.
Я выбил самый нижний кубик и сооружение рухнуло. Тихо. Слишком тихо. Ковер поглотил звук от удара и деревяшки беспорядочно рассыпались по полу.
– Не вышло. Так, Лия, убирай кубики обратно в ящик, мы сейчас что-нибудь… – он огляделся. – Нам нужен такой шум, чтоб наверняка! Что? Что? Что? Есть! Том, видишь ту фоторамку?
На полке над столиком для рисования едва различимо угадывались очертания прямоугольника, являющегося рамкой для фотографии.
– Нам ее не достать!
– А мы и не будем, – хитро посмотрел на меня Джон.
– Ты что удумал?
– Подкинь меня.
– Ну, уж нет!
– Это не обсуждается! Рискнешь ребенком в угоду своим «не могу, не хочу, не буду»?!
– Джон, ты…
– Я сказал, кидай! Я постараюсь зацепиться за рамку и скинуть ее вниз, на стол. Звук разбившегося стекла должен привлечь родителей. Кидай! – рявкнул он.
Руки сами взяли солдата, и, прицелившись, со всей силы швырнули вверх. Долетев до рамки, Джон ухватился за нее руками и ногами. За моей спиной Ричард протяжно застонал, и я отвлекся, упустив самый важный момент. Повернувшись, я, словно в замедленной съемке, видел, как падает рамка, и как вместе с ней падает спиной вниз солдат, не разжимая мертвой хватки.
Грохот пронесся по комнате, а в следующую минуту в комнату ворвался отец. Мы с Лией еле успели сесть у кровати в ту позу, в которой нас оставили с вечера.
– Что тут… – он огляделся, всматриваясь в темноту, а затем услышал стон мальчика.
Билл подошел к сыну, положил руку ему на лоб, затем судорожно ощупал его: руки, ноги, живот и бросился прочь из детской. Через несколько долгих секунд снизу до нас донеслось:
– Алло, скорая?
* * *
После приезда медиков и жаропонижающего укола, отец забрал мальчика к себе в спальню. Мы справились. И весьма вовремя, потому что температура у малыша была запредельная – сорок один градус.
Когда все стихло, и можно было осмотреться, я поднялся и направился в ту сторону, где должен был находиться наш герой, попросив Лию остаться пока на своем месте.
В крошеве стеклянных осколков и обломков рамки, на столе валялся Джон. Точнее, то, что от него осталось. От удара все клеевые швы разом разошлись, разбросав руки-ноги-голову-тело по всей поверхности столешницы.
– Джон, ну ты красавчик!
Мои слова утонули в тишине.
– Джон? Эй, дружище!
…Тишина была какой-то неправильной и пугающей. Потерять сознание он не мог, эта способность была в нас заблокирована. А потому…
– Джон! – пугаясь собственной догадки, надрывно позвал я.
Солдат молчал. Сломанная в нескольких местах, бездушная игрушка лежала на столе. Джон Рикс вновь пожертвовал собой ради другого человека.