– Нет, малыш, что ты! Маленькие детки пьют только молочко.
– И все? – удивлению Ричарда не было предела.
– И все. Суп и котлеты будут, когда Алекс подрастет.
– Значит, он не съест мою шоколадку, которую мне тетя Луиза дала?
– Не съест, – усмехнулась Джесс.
Голубой комочек начал возиться, а спустя мгновение комнату наполнил звук плача младенца, такой высокий и пронзительный.
– Ну, ну, ну… Ну, что такое?
– Может, он обиделся, что я не хочу делиться с ним шоколадкой? – наивно поинтересовался Ричард.
– Нет, сынок, он, наверно, просто устал.
Старший брат спрыгнул с кровати, схватил меня за лапу и поднес к сморщенной мордашке Алекса. Ухватив мою шерсть крошечной ручкой, он вдруг открыл глаза, потянул меня к себе и замолчал.
– Я дарю его тебе, братик, – гордо сказал мальчик.
– Малыш, боюсь, таким маленьким еще рано играть в плюшевые игрушки. Пусть он пока останется в твоей комнате, хорошо? А когда Алекс подрастет, ты подаришь ему зайку.
– Ладно, – в его голосе было полно разочарования.
Джессика попыталась забрать меня у младенца, но его кулачок никак не хотел разжиматься. Наконец, высвободив мою, слегка поредевшую, шерстку из его ручки, она усадила меня на край кровати.
В ту же секунду Алекс разразился плачем, и никакие песенки, уговоры и покачивания не давали результата, пока Джесс не сдалась, решив повторить трюк, проделанный ранее старшим сыном.
Как только моя лапа коснулась нежной кожи Алекса, малыш тут же замолчал и крепко ухватил меня за ухо.
– Похоже, зайчик ему понравился, – констатировала мама. – Так, все, Ричард, закрывай глазки и отдыхай. Я дверь закрою, чтобы малыш не разбудил тебя ночью. Добрых тебе снов.
– Добрых снов, мамочка. И тебе, Алекс.
Джесс встала, выключила свет в детской и вышла, прикрыв за собой дверь. Алекс все так же крепко сжимал мое ухо, отчего оно начинало гореть.
– …Представляешь, у нас тут любовь с первого взгляда, – сказала женщина мужу, указав на меня, когда наша троица переступила порог спальни.
– Но нельзя же…
– А без нее он плачет.
– Вот именно без нее? Может, ему просто нужно что-то дать в руки?
– Проверим?
Мама отобрала меня у сына и сунула ему в ручонку пушистое полотенце. Раздался крик… Погремушку – крик. Уголок одеяльца – крик. Соску – крик. Силиконовый грызунок – крик. Что бы она ни давала Алексу, итог был один, пока не настала моя очередь. Эксперимент был завершен. Не могу сказать, что меня это хоть немного радовало. Перспектива жить «двадцать четыре на семь» рядом с крошечным человеком была так себе затеей. Но мое мнение тут не учитывалось.
Тут же, на семейном совете было решено искупать меня, продезинфицировать, обдать паром и вернуть малышу. Но весь этот комплекс мероприятий, в котором последний пункт почему-то напоминал мне инквизиторскую пытку, и от мысли о котором все волосы на моем теле вставали дыбом, был отложен до следующего утра.
В ближайшие часы меня ждала очень интересная, с точки зрения опыта, ночь, проведенная в сознательном возрасте «по ту сторону баррикад», то есть в детской кроватке. Рядом с Алексом.
* * *
– Если я когда-нибудь решусь родить ребенка, напомните мне об этой ночи! – постанывая от недосыпа, буркнула я.
Я себе не завидовала. Но еще больше я не завидовала маме Алекса. Потому что мне удавалось подремать эти двадцать минут, пока Джесс кормила сына, а ей – нет. И так каждые два часа! Плюс на протяжении всей ночи он терял соску, и маме приходилось вставать, чтобы найти ее в полумраке, а затем найти крохотный ротик, куда ее надо было вставить. Про всякие естественные нужды я вообще молчу. Подгузники были великоваты для человека возрастом несколько дней, поэтому они то и дело протекали и малыш оказывался в мокрой холодной луже или и того хуже… И снова Джессика поднималась, доставала его из кроватки, переодевала, перестилала пеленку и укладывала его спать.
Успевала ли она сама провалиться в сон, я не знаю, но думаю, что засыпала Джесс еще в полете до подушки, иначе ни одна новоиспеченная мать в таком темпе не выжила бы.
А еще меня поражала ее чуткость. Малейший шорох или кряхтение – и она уже нависает над сыном. Даже я, находясь с Алексом в одной кроватке, не успевала понять, в чем дело, а материнский инстинкт уже срабатывал, подбрасывая Джессику на ноги, и, скорее всего, на автопилоте вел к люльке.
Я ни разу в своей жизни не видела, как ухаживают за младенцами и не знала каких сил это стоит. Теперь любая женщина с ребенком автоматически в моих глазах будет приравниваться к герою. И если раньше меня раздражали все эти мамаши, сидящие в кафе за чашкой кофе, в то время, как их дети размазывают мороженое по полу, то отныне я буду точно знать: мама просто устала. Если она не выпьет кофе и не перезагрузится, то просто умрет. Здесь и сейчас.