– А как же мое приглашение провести Новый год с моими родителями?
– Поэтому я и говорю тебе все это сейчас. Во-первых, чтобы не испортить тебе праздник, а во-вторых, пока наши отношения не зашли слишком далеко. Ты же хотел представить меня родителям как свою девушку?
– Как любимую девушку, – поправил я ее.
– Это серьезный шаг. Прости, но я не могу. Ты очень, очень хороший, Алекс! Если бы у меня только был выбор, я бы не рвала душу ни тебе, ни себе. Но сегодня между нами все закончится. Прошу, прими мое решение и не обижайся на меня. Я буду помнить только хорошее…
Она поцеловала меня в щеку. Прощальный поцелуй обжег, словно оставляя невидимое клеймо на скуле. Я смотрел, как она уходит и не находил в себе силы бежать за ней. А надо ли? Если она мне небезразлична, я должен был принять ее выбор, каким бы он ни был. А дальше… время покажет. Если нам суждено быть вместе, значит, будем. В конце концов, я тоже не глуп и вполне смогу пройти вступительные испытания в МГУ имени Ломоносова.
* * *
Закончился декабрь, передавая эстафету январю под залпы новогодних салютов. Как бы Оливия не берегла мое праздничное настроение, его у меня не было от слова «совсем». Я осознавал, что вот сейчас она должна сидеть рядом, за этим столом и нежно улыбаться, сводя с ума своими ямочками на щеках; что пару часов назад я должен был познакомить ее со своими родителями, старшим братом и его девушкой Аминой; что сразу после салюта я должен был подарить ей браслет с пластиной, на которой была короткая гравировка: «Счастье рядом…». Сейчас этот браслет был надежно спрятан в моем шкафу под стопкой вещей, чтобы случайно не попасться мне на глаза и окончательно не вогнать меня в депрессию.
Но вопреки всем моим ожиданиям и мечтам, вместо Оливии рядом сидел Ричард, они о чем-то увлеченно спорили с папой, а мама с Аминой обсуждали рецепт очередного кулинарного шедевра под названием «салат «без пяти двенадцать», в который входило все, что осталось в холодильнике после приготовления основных блюд. Я бы назвал его более честно: «всё чё было». Но женщины предпочитают красоту во всем, даже в таких мелочах, как название салата.
Мне было… одиноко. Том украдкой выглянул из своего убежища, чтобы напомнить мне, что когда-то, в прошлой жизни, у меня вообще не было ни семьи, ни праздничного стола, ни праздника. Он дал мне увесистого пинка и со словами «Соберись, тряпка!», скрылся в своем дальнем уголке.
Я осмотрелся. Действительно, когда-то я даже мечтать не мог о таком празднике, а теперь, когда все это у меня есть, порчу его сам себе какими-то дурными мыслями и унынием. Жизнь продолжается! Я поднял бокал с шампанским и произнес:
– За то, чтобы мы ценили то, что имеем, и никогда не забывали радоваться жизни!
Бокалы налетели друг на друга, раздался дружный «дзззынь», и я, опустошая свой бокал, загадал одно единственное желание:
«Обрести свою настоящую любовь в этом году».
ГЛАВА 16
За окном шел нескончаемый снегопад, наваливший за ночь сугробы высотой до колена. Мороз щипал щеки и красил нос в красный цвет, но мы с папой и братом упорно разгребали снежные завалы, чтобы приглашенные на мое совершеннолетие гости смогли беспрепятственно подъехать к дому.
Как бы я хотел родиться в мае, когда еще не жарко, но уже цветут цветы, растет новая трава, а на деревьях появляется первая яркая зелень. Или в сентябре. В первый месяц осени солнце уже не так безжалостно палит, но воздух еще теплый. Трава еще не пожухла, цветы не завяли, а деревья только-только начинают красить свои листья в желто-оранжево-красные цвета. Рынок изобилует новым урожаем, в саду пахнет яблоками, а праздничный стол можно накрыть прямо под открытым небом!
Но ни в этой, ни в прошлой жизни мне так и не удалось узнать, что это за прелесть – день рождения в межсезонье.
Когда дорожки и подъезд к дому были расчищены, а пальцы рук превратились в скрюченные держатели для снегоуборочной лопаты, мы дружно пошли в дом греться.
Мама с Аминой колдовали на кухне, готовя праздничный стол, а наша мужская половина расположилась в гостиной у камина, предварительно налив себе горячего чая.
Глядя, как пляшет огонь на поленьях, я погрузился в воспоминания. Когда мне в прошлый раз исполнялся двадцать один год, меня поздравили три человека – два моих кореша, с которыми мы «вытворяли» (за что мне было до сих пор стыдно), и тетка, буркнувшая утром: «С днем Рождения. Теперь ты большой, иди работать». Так себе поздравление, если честно, но на безрыбье и рак – рыба. И я радовался. Радовался тому, что хотя бы для трех людей в огромном мире мое рождение не осталось незамеченным. Бабушек и дедушек у меня не было – папа был детдомовским, а родители мамы умерли в один год, едва мне исполнилось одиннадцать.