— Как Женя? — спросила Алена.
— Родителям ничего определенного не сказали, — вздохнула мама, — но я, улучив минутку, поговорила с врачом с глазу на глаз. — Она медленно опустилась на табурет, закрыла лицо руками: — Господи, как страшно!
— Что? Мама, говори, пожалуйста, — взмолилась Аленка.
— Врач сказал, что мозг умер сразу, сердце работатет, организм молодой, здоровый, но Жени больше нет. Физическая смерть — всего лишь вопрос времени. Доктор просил близким ничего не говорить, пусть у родителей будет надежда, ведь единственный сын, а тут такое. Если бы с кем-нибудь из вас, я не знаю…
— Если сердце работает, может быть, еще проснется. Обязательно проснется, — решительно проговорила Алена. — Женька сильный, он должен.
— Отец сказал, он намеренно. За день до этого странно себя вел. Вечером закрылся в своей комнате и не выходил, они думали, приболел, а сегодня снял перчатку и взялся за провод. Помнишь, я тебе говорила, что папа принял его в свою бригаду, подработать после армии. Вот и подработал. Они понять не могут, в чем причина. Он вчера к тебе заходил, ничего не говорил?
Алена превратилась в ледяную статую. Господи, как он мог?! Как мог?! Почему молчал столько лет! Липкое, гадкое и непривычное чувство вины скребло душу. Он пришел поговорить, а она ждала Андрея, не хотела, чтобы будущий муж увидел Женю, и буквально прогнала его. Вот этим своим: «Люблю».
— Мама, это я. Я — убийца, — упала она в объятия матери.
— Что ты такое говоришь?
Но Алена ничего не слышала, говорила и не могла остановиться. Видела, как мамины глаза стекленеют от ужаса, но продолжала, кричала и билась в ее руках, точно подстреленная птица, а потом вдруг замолчала. В дверном проеме мелькнула призрачная тень.
— Женя!
Мама схватила Алену за полу халата:
— Доча, что с тобой? Там никого нет.
Алена отвернулась, ушла в свою комнату и легла на кровать, с головой укутавшись в одеяло. Она не вставала два дня, температура поднялась под сорок. В горячечном бреду ей виделся Женя, он стоял за дверью, не решаясь войти. Мама пыталась успокоить, плакала, срывающимся голосом шептала молитвы. Ведь дочка твердила, что видит Женю.
— Мама, он здесь. Возле тебя стоит, разве не видишь? — глядя в пустоту, говорила она. — Скажи ему, чтобы ушел. Уйди! Женечка, пожалуйста, уйди!
Но он приблизился и сел на край кровати. Алена отвернулась и все равно продолжала ощущать незримое присутствие… В какой-то момент ей вдруг показалось, что в комнату вошла Нюша и нежно погладила сестру по голове. Увидев Женю, сетрёнка взяла его полупрозрачную руку в свою крохотную ладошку и увела из комнаты прочь. Алена услышала, как мама за стеной журит сестру, и провалилась в сон…
Наутро лихорадка отступила. Алена поднялась и вышла в гостиную. Мама испугалась, увиделв перед собой бледную, в лице ни кровинки, и пошатывающуюся при каждом шаге дочь.
— Женя умер, — тихо сказала Алена.
Она подошла к пианино, откинула крышку. Инструмент вздохнул струнами, словно почувствовав присутствие хозяйки. Руки легли на клавиши, и через несколько минут звуки скорбных аккордов разлились по квартире, забираясь в каждый уголок, проникая под кожу. Прекрасная мелодия оживала, дышала скорбью недосказанности, заканчивалась и возвращалась в начало. Моцарт написал этот реквием, предчувствуя соб- ственную гибель. Алена сейчас играла Слезную, она не могла по-другому выразить рвущую душу на части невозможную и непривычную боль.
Мама с силой оторвала от клавиатуры руки дочери:
— Я говорю, перестань немедленно! — крикнула она.
Алена кинулась ей на грудь, а потом, когда слез уже не осталось, в одной ночной рубашке вышла на лестничную площадку. Медвежонок сидел на прежнем месте, а над его головой краснело размазанное пятно, будто кто-то, истекая кровью, пытался удержаться за отвесную гладкость стены. Она протянула руку и вздрогнула, ощутив движение за спиной. Но это была Нюша. Девочка взяла мишутку на руки, сочувствующе посмотрела на сестру, прижала игрушечного зверя к груди и унесла его в квартиру.
На похороны друга Алена не пошла.
Конец