Второй мужик аккуратно выключил артефакт и передал дружиннику, стоящему рядом, потом пошел на первого, засучивая рукава.
— Повтори. Что ты там вякнул, ублюдок?
— Господа, — попытался успокоить дружинников врач, — не могли бы вы в другом месте выяснять отношения?
— А зачем? Все равно этого сюда нести придется. Гипс наложить, зеленкой обмазать. А так время сэкономим. Стой, сволочь!
Но первый решил не пользоваться удобствами травмпункта и рванул к ближайшей двери, которую не только захлопнул, но судя по звукам, еще и чем-то подпер и задвинул засов.
— Только не разнесите помещение! — взвизгнула медсестра, почему-то боясь больше за травмпункт, чем за себя. Хотя на ее месте я бы этого мужика точно испугался: рожа перекошена, глаза красные, мышцы бугрятся, изо рта слюна летит.
Дверь оказалась крепкой. Похоже, металлической. Мужик пару раз стукнул по ней кулаком, сделал вмятину, на этом успокоился и подул на покрасневший кулак, который и подсунул Огонькову.
— Поработай, — бросил небрежно.
Хотя я находился в подвешенном состоянии, все равно рискнул отправить целительскую волну одновременно с началом работы Огонькова. Обезболивания я тоже добавил. Хороший мужик, тупой, меня не нашел, так чего бы ему и не помочь?
— Но вы подтвердите, что это не я? — заискивающе спросил Огоньков. — Что меня подставили?
— Умничать не надо было перед репортеришками. Во всех непонятных ситуациях молчи и сообщай выше.
Он ткнул пальцем вверх и сам поднял голову к потолку, но меня так и не заметил, даже не задержался взглядом. Я все равно почувствовал себя не в своей тарелке и обновил Липучку, чтобы не свалиться, если вдруг действие заклинания закончится. Проверял-то я его впервые — и сразу в боевых условиях. Заклинание грохот снимет, но если я упаду на кого-то из дружинников, то тихо уйти уже не получится. Хотя бы Оглушение засветить придется.
— Да понял уже, не дурак, — совсем поник Огоньков. — Но хотелось престиж нашего дела поднять.
— Не свисти. Престиж дела хотел поднять, как же. Мою версию подтвердишь с артефактом, а не этого придурка. «Проникновение лазутчика», — передразнил он ушедшего и сплюнул. — Какой тупой целитель будет так поступать?
— Видел, как артефакт рассыпался, — с готовностью сообщил Огоньков. — С короткой вспышкой. Вон та кучка.
В кучках копаться никто не стал, поверили целителю на слово.
— Зачем вообще это было устраивать? — проворчал врач. — Всем же хорошо.
— Кому хорошо? — повернулся к нему главный. — Разве что тебе. Урон престижа целительской профессии, потому что теперь каждый посчитает возможным подкатить за бесплатной услугой. И это я еще молчу про недополученные деньги.
— Вряд ли кто из получивших целительскую помощь бесплатно стал бы платить, — скептически возразил доктор.
— Стал бы или нет мы не знаем. Но исключить не можем. Целительские услуги были, есть и будут дорогими. Демпингу тут не место. Не согласны — вообще целителя от вас уберем. А ты, Огоньков, дебил. Хорошо хоть догадался, когда жареным запахло, артефакт прикупить. Мол, не при делах.
— Так я и не при делах, — чуть не плача, оправдывался целитель.
— Не при делах? А кто жаловался, что практики не хватает?
— Я думал, меня в лечебницу возьмут. Здесь вообще штаны зря просиживаю.
— Еще один выкрутас, — жестко сказал главный, — и я в докладе конкретно укажу, чей был артефакт.
— Не было никакого артефакта, — огрызнулся Огоньков.
— Сам же ручкой тыкал.
— Я хотел показать, что на вашей стороне.
— Так и мы на твоей. Не будешь лишнего нести — и мы не будем. Но чтобы с самодеятельностью завязал. В этот раз прикроем, но больше ни-ни, понял?
Огоньков сообразил, что что бы он ни высказал сейчас, все будет использовано против него, поэтому вздохнул и обреченно подтвердил:
— Понял.
Главный кивнул и скомандовал своим на выход, а Огоньков застыл, тупо глядя в стену. Причем сидел он настолько неподвижно, что, если бы не выражение лица, я бы решил, что медитирует. Но нет, он на такое способен не был и просто страдал.
Двери разблокировали, и пациенты, даже те, кому не оказали помощь, рванули на улицу. А кому охота попасть под очередные разборки? Я тоже начал аккуратно спускаться, стараясь двигаться осторожно, чтобы не отходила от стен краска.
— Вить, сильно влетело? — участливо спросила медсестричка и подсунула Огонькову чашку с чаем.