Тогда мы садимся рядом с ней и скрещиваем ноги по-турецки. Хорошо, что я надела леггинсы под платье.
Рид достает из коробки кипу детских боди.
– На них нужно приклеить ценники, – говорит он. – Ты знаешь, как это делать?
– Как клеить наклейки?
– Это не так уж и просто, – отвечает он. Мы улыбаемся друг другу.
Я беру в руки боди.
– Отлично подойдет для Такома-парка.
Неокрашенный хлопок гендерно-нейтрального покроя с овощным принтом. Серьезно. Детей вынуждают носить на себе овощные знамена, пока они не подрастут и не смогут сказать: «Выкуси, мам, хочу мороженое».
– Это вторая поставка. На прошлой неделе продали всю партию, – говорит Рид.
– Ну разумеется, это вторая поставка.
– Овощи сейчас очень популярны. – Он опускает глаза и улыбается.
Мы молча клеим ценники на бирки и аккуратно складываем боди. А когда заканчиваем, Рид говорит:
– Вроде бы есть еще пеленки.
Я беру одну в руки и читаю на бирке:
– «Натуральная конопля».
– Ага.
– Правда? – я смотрю на него с удивлением.
Он смеется.
– Правда.
Значит, есть и такие родители, которые скручивают своих детей, как косяки.
Забавно наблюдать за тем, как работает Средиземный Рид. Наименее изящный человек из всех, кого я встречала, горбатится над всеми этими изящнейшими детскими штуковинами. Ему тяжело складывать крошечную одежку. Видимо, руки слишком большие.
Может, из-за этого меня и наняли – из-за маленьких ручек и умения аккуратно сворачивать одежду.
Вдруг он поднимает на меня взгляд:
– Можно вопрос?
– Конечно.
– Просто любопытно. Почему тебя так удивляют татуировки моих родителей?
Э-э-э… Потому что они твои родственники.
– Потому что они евреи? – добавляет он.
– О нет! Конечно, нет. Я знаю, что они евреи. В смысле магазин же называется «Биссель». И фамилия у них Уэртейм.
Он смеется.
– У меня тоже. Рид Уэртейм.
Он подается вперед и протягивает мне руку. Хм. Рукопожатие у него уверенное.
– Молли Пескин-Сусо, – говорю я.
– Пескин! – восклицает Рид. – Ты тоже еврейка?
– Да.
– Серьезно?
У него загораются глаза. Ясно, о чем он думает. Я не считаю себя какой-то суперъеврейкой, я даже в синагогу не хожу. Но когда я встречаю другого еврея, я испытываю особое чувство. Как будто мне тайно дают пять.
Забавно все это. Обычно, встречаясь с парнем в первый раз, я смущаюсь и молчу. Так и приходят к двадцати шести влюбленностям и нулю поцелуев. Но рядом со Средиземным Ридом я нервничаю, как при обычном новом знакомстве. Ни больше ни меньше.
И сказать по правде, это замечательно.
К трем часам мы с Ридом распаковали и обклеили ценниками шесть коробок детских товаров. Времени для разговоров было предостаточно. Пока что я смогла выяснить, что он очень любит шоколадные яйца «Кэдбери». Я спросила, сколько же он съел их в прошлом месяце, а он ответил, что ест «Кэдбери» всегда. Наверное, закупает целую кучу на Пасху и оставляет про запас.
Уважаю.
Я ухожу с работы ровно в три. Поезд в метро приходит вовремя, так что на Силвер-Спринг я оказываюсь раньше времени; спускаюсь по Эллсворт-драйв и забиваюсь в уголок при входе во «Фрозен-йо». Тут не меньше пятидесяти миллиардов ресторанов и даже в будни полно народу. Папаши толкают перед собой коляски; девочки, с виду мои ровесницы, разгуливают в костюмах, словно работницы банка. Мои мамы часто вспоминают, каким был Силвер-Спринг до реконструкции. Грустно, когда изменения приводят к худшему.
Я откидываюсь к стене и играю в телефоне. Социальные сети пробили дно: фейсбук и инстаграм переполнены селфи, причем люди на них делают вид, будто это и не селфи вовсе: смотрят куда-то вдаль и стараются выглядеть естественно. Мне нужна кнопка «не нравится». Не то чтобы я бы ею пользовалась, но…
Интересно, где Кэсси с Миной? Обычно Кэсси не опаздывает, но я жду уже десять минут. Не знаю даже, злиться мне или переживать. Однако в три сорок пять я их замечаю: идут вместе, над чем-то смеются, в руках по пакету из H&M. И никуда не спешат.
Не нравится. Дизлайк.
– Привет, – произносит Кэсси, улыбаясь. – Мину ты помнишь.
– Из туалета, – добавляет Мина.
У меня вырывается смешок.
Меня в себе это очень расстраивает: если всем хорошо, то и я тоже не в состоянии злиться. Мои конформистские чувства… Лажа это. Иногда очень хочется по-настоящему впасть в ярость.
– О боже, какой крутой кулончик, – замечает Мина.
Я краснею.
– Ой… Я сама его сделала.
– Серьезно?
– Ну да, это просто. Видишь, это старая молния, – говорю я и подаюсь вперед. – Отрезаешь конец и расстегиваешь, получается сердечко. А потом сшиваешь внизу.