— Что случилось и почему у тебя, Фудзита Синдзо, лицо заплакано и испачкано?
Не поднимая головы, толстяк молча привстал из-за парты.
— Я жду ответа, Синдзо.
В классе стояла напряженная тишина.
«Ой, не миновать Масато наказания! — подумал Дзиро. — Сейчас Синдзо наябедничает».
Но тот все еще колебался и боязливо оглядывался вокруг. Синдзо очень хотелось наказать своего обидчика, и он уже предвкушал удовольствие от того, что увидит сейчас растерянное лицо Масато. Но, к своему удивлению, он заметил в блестящих глазах врага насмешливые искорки, и взгляд его был так многозначителен, что Синдзо тут же понурил голову и, неожиданно для всего класса, сказал:
- Сам виноват, сенсей. Я упал и опрокинул на себя тушь.
— Дурак! — лаконично изрек Гото
Он пожевал губами и, убедившись в том. что Синдзо не намерен сказать что-либо в свою защиту, продолжал:
— Значит, ты упал, опрокинул на себя тушь и к тому же нанес себе пощечину?
Правая щека Синдзо была предательски пунцовой* Еле сдерживаемый смешок пронесся по классу.
Гото предложил Синдзо сесть на свое место и медленно сошел с кафедры.
— Все это оттого, что у тебя расчетливый ум, Синдзо. Ты любишь рассчитывать, что выгодно и что невыгодно, любишь рассуждать.
Сова окинул слушавших его детей внимательным, изучающим взглядом и стал прохаживаться вдоль переднего ряда парт.
— У нас становится правилом слишком много рассуждать. Я бы позволил себе сказать, что этот вредный обычай, занесенный в нашу страну с Запада, и дал те печальные результаты, свидетелем которых является наш народ. И если наша нация снова мечтает о том, чтобы возвеличить себя, то первая заповедь, которую следует соблюдать вам, подрастающему поколению, — это не рассуждать, а выполнять волю наших правителей.
Гото передохнул. Он сжал губы, наморщил лоб, словно с трудом старался что-то вспомнить.
— Один из самых замечательных феодальных князей, Набэсима Мотосигэ, дети, учил: «Никогда не следует-за-думываться над тем, кто прав, кто виноват. Никогда также не следует задумываться над тем, что хорошо и что нехорошо. Спрашивать, что нехорошо, так же плохо, как спрашивать, что хорошо. Вся суть в том, чтобы человек никогда не вдавался в рассуждения». Понятно, дети?
Гото остановился и обвел своими выпученными глазами насторожившихся школьников. Класс чувствовал, что за вступлением последует сейчас главное.
— Так вот, — неторопливо продолжал классный наставник, — вы уже, вероятно, слышали о том, что ваш учитель истории Сато арестован сегодня утром полицией... Я уже вам напомнил о том, что каждый добропорядочный подданный империи не должен заниматься рассуждениями. Хочу еще заметить, что верных слуг нашего императора.. . — Гото торжественно поднял к потолку глаза и шумно втянул воздух сквозь зубы, — полиция не арестовывает.
Классный воспитатель снова перевел дух. Он хмуро и недоверчиво оглядел класс. Ему, несомненно, не понравились насупленные лица и угрюмые взгляды шестиклассников.
Чем дальше вслушивался Дзиро в слова Гото, тем больше хмурилось его лицо и все чаше вспыхивали недружелюбные искорки в его больших черных глазах.
Перед мысленным взором мальчика встало лицо учителя с ласково прищуренными под стеклами очков глазами. Можно ли поверить тому, что говорил им Гото-сан? 1 Разве школьникам не известно, что не классный наставник, а их Сато-сенсей вызвался бесплатно обучать детей бедняков грамоте и три раза в неделю ходил пешком в дальнюю деревню Симадзу?.. Дзиро вспомнил прошлогоднюю историю с вдовой Хатаямы. Бедная женщина не в силах была переносить больше безысходную нужду и повесилась, оставив на произвол судьбы двух маленьких девочек — Такэ и Каору. Кто позаботился о девочках? Не богачи Ямада, Тада или Фудзита, а учитель Сато. Весь городок знает, что учителю не сладко живется на нищенское жалованье, и все же дом, в котором он жил
'Сан — приставка вежливости к фамилии. Соответствует «господину».
со своей ослепшей старушкой-матерью, стал и домом девочек-сироток.
Любили и уважали учителя не только дети.
Дзиро недавно видел сам, как Сато-сенсей выступал перед рабочими на митинге. Это было за лесными складами, на окраине городка. Там собрались тогда все мужчины Одзи и земледельцы пригородных деревень. Учитель долго о чем-то им рассказывал, и все слушали его, затаив дыхание. А когда он кончил говорить, взрослые люди, как маленькие дети, подняли страшный шум, хлопали в ладоши и выкрикивали:
— Американцы, убирайтесь домой!
— Вон из Японии!
...Между тем речь классного наставника Гото продолжала безостановочно литься. Его выпученные глаза ощупывали школьников, словно старались проникнуть в мысли каждого из них.
— В трудное время, которое переживает наша нация, — говорил классный наставник, — всякие смутьяны, пользуясь брожением умов невежественных людей, пытаются внести раздор в японскую семью. Спасти и сохранить ее можете только вы, достойные потомки тех славных верноподданных, которые с оружием в руках возвеличили империю! — При этих словах Гото ласково взглянул на Хитоси. — Теперь, когда наши бескорыстные друзья — американцы помогают Японии занять достойное место, враги японской нации сеют семена недоверия к нашим правителям и друзьям. А разве враги наших друзей не наши враги?
Гото замолк, скрестив руки на животе. После многозначительной паузы он возвысил голос:
— Есть люди, которые хотят посеять в стране смуту и раздоры, подорвать веру в наших бескорыстных правителей, в наших искренних друзей — американцев, которые, подобно Сато, стремятся лишить японцев их воинственного духа. Эти люди являются преступниками, врагами японской нации!
Гото закончил речь и, сняв очки, стал протирать их носовым платком. В классе стояла настороженная тишина. И вдруг раздался звонкий, взволнованный голос Дзиро:
Это неправда!
Весь класс, словно пронизанный электрическим током, вздрогнул, и головы мальчиков повернулись в сторону вытянувшегося над своей партой Дзиро. Лицо у него было залито краской, широко открытые глаза возбужденно блестели.
Сова от растерянности долго не мог произнести ни слова.
— Что такое? — наконец пробормотал он.
— Это неправда! — еще громче повторил Дзиро.
— Что неправда? — почти шопотом переспросил классный воспитатель.
— Сато-сенсей — честный человек! Никто не поверит, что он враг нашего народа, что он преступник, — прерывающимся голосом произнес Дзиро. — В городе все старшие говорят, что Сато-сан желает добра людям. Он не хочет, чтобы нас заставляли друг друга убивать...
Темножелтое лицо Совы позеленело. Медленно переступая ногами и прищурив глаза так, что зрачков почти не стало видно, он двинулся между рядами парт к старосте. Класс настороженно затих. Дзиро продолжал стоять, не сводя злого, упрямого взгляда с приближающегося к нему наставника. И вдруг в классе послышался тихий топот, вначале разрозненный, робкий, но затем все более дружный и размеренный. Мальчики сидели совсем не-
подвижно, а топот все усиливался — усиливался подобно нарастающему шуму прибоя.
■— Сато-сенсей — не преступник! — крикнул Масато и, глянув в сторону близко сидевших Сигеру и Такао, чуть слышно шепнул: — Карпы *, вперед!
Гото повернулся было в сторону Масато, но в это время раздалось с разных сторон:
— Сато сенсей — патриот!
— Сато-сенсей — честный японец!
— Верните нам Сато-сенсея!
Топот стал еще громче.
— Уходи, Сова!
— Дохлятина!
— Биллиардный шар!
Гото стоял неподвижно, хватая ртом воздух. Затем, с необычным для него проворством, одним прыжком, подобно резиновому мячу, он выскочил из класса.
Когда за воспитателем захлопнулась дверь, в классе на минуту наступила тревожная тишина. Но потом школьники вскочили со своих мест и все одновременно заговорили.
— Мальчики, а ведь как дружно получилось у нас! — крикнул Масато.