Выпускающие бывают бегающие и сидячие. Сам относясь к первому подвиду, я мало что знаю о втором. Старожилы, однако, рассказывали, будто в давние времена за моим столом обитал некий товарищ, вообще ни разу не оторвавший задницы от стула.
— Да ладно вам! Как это — не оторвавший? А скажем, досыл отнести на линотип? Или заголовок…
— А вот так! Сидит ждёт, пока кто-нибудь мимо не пройдёт в линотипную. «Будь любезен, — говорит, — прихвати заодно…»
Лёша, насколько я мог судить, принадлежал именно к этой разновидности. Вообще примечательная личность: дылда под метр девяносто (интересно, сколько это будет в квадратах?), на редкость нервный и мнительный. Очень боялся, что вызовет его редактор — а он выпивши! Судорожно зажёвывал водку лавровым листом.
А я смотрю — ничего понять не могу: тараканы из стола исчезли. Как выяснилось, перешли маршем в стол «Молодого ленинца» — тремя колоннами, с развёрнутыми знамёнами и барабанным боем. Причиной явился вскрытый пакет лаврушки, обнаруженный мною в выдвижном ящике, где хранились клише многоразового использования. Выходит, не врут повара: тараканы и впрямь не любят этой специи. Наравне с огуречными очистками.
Потом напарник мой упростил технологию: как затребуют его наверх, быстренько смазывал зубы лавровым маслом. Но пробка в пузырьке, видимо, была пригнана неплотно, и прусаки в наш стол так и не вернулись.
Вряд ли Александр Николаевич скажет мне спасибо за такого протеже, однако выбирать не приходится.
А хуже всего, что с корректорами у Лёши отношения особо напряжённые. Проскочила однажды в номере ошибка. Кто виноват? Выпускающий говорит: корректоры. Корректоры говорят: выпускающий.
Серьёзная выдалась свара. Напарнику шили самочинную правку — ещё и после подписи. А корректоры, надо сказать, отбыв смену, все оттиски каждый раз сворачивают в тугой рулончик, проставляют на нём дату и хранят у себя на антресолях. И вот лезут они в эту свою бумажную поленницу, находят полосу, а там… Короче, прав выпускающий. Есть пометка.
И приходит ко мне делегация из корректорской.
— Гера… — шепчут, опасливо озираясь. — А не могло так случиться, что он сделал дубликат ключа, проник к нам ночью, достал оттиск — и сам внёс правку?
Не выдержал я — заржал.
Обиделись.
Долго уговаривать Лёшу не пришлось, и вскоре я вернулся в секретариат, где наконец-то застал Гургена. Сердчишко ёкнуло, однако, представьте, скорее радостно, чем испуганно.
Вид у Гургена Бейбутовича был самый что ни на есть праздничный. Я бы даже сказал, победно-снисходительный. Привольно развалясь в кресле-вертушке, ветреный замответсек неспешно затягивался кубинской сигаретой «лигерос» (она же «смерть под парусом») — других он не курил.
Воля ваша, но человек, подавший с перепугу на расчёт, смотрелся бы несколько иначе.
— Уломал? — понимающе осведомился он.
— Угу… — отозвался я, тоже присаживаясь и закуривая.
— Обоих?
— Угу…
— Ох намается Санёк с Лёхой… — ухмыльнулся Гурген.
— Слушай, — сказал я. — А ты-то с чего вдруг?
— Так… Обстоятельства…
И я наконец рискнул:
— Гурген! Ты патрон сегодня из ящика вынимал?
Он выпрямился и тычком погасил свой «лигерос» в пепельнице. Благодушная расслабленность исчезла. Ухмылки — как не бывало.
Значит, вынимал.
Глава 5. ЭЗОТЕРИЧЕСКАЯ
Поговорить с глазу на глаз в секретариате не получилось — заявился художник. Дверь в мастерскую он, правда, за собой прикрыл, однако хлипкая фанерная мембрана скорее усиливала звуки, нежели приглушала. Гурген звякнул в цех, удостоверился, что номер ожидается относительно простенький, сообщил Лёше, где нас в случае чего искать, и уволок меня в забегаловку по соседству.
— По-прежнему не пьёшь?
— По-прежнему…
Столик в дальнем темноватом углу был свободен. Там и расположились. Гурген взял соточку, я — стакан томатного.
— Рассказывай давай, — потребовал он, понизив голос. — Всё прочёл?
— Н-нет… Только про царя-мученика…
— А остальное?
— Что… остальное?.. — еле выговорил я.
Словно испытывая моё терпение, он выцедил неспешно граммов пятьдесят и уставил на меня загадочно мерцающие глаза.
— Так может лучше тебе и не знать?
Я схватил свой стакан — и томатного сока не стало.
— Гурген! — просипел я. — Ты понимаешь вообще, что нам хана?
— Почему? Кому-то ещё показал?
— Нет…
— Тогда порядок.
— Какой порядок?! — приглушённо взвыл я. — Ты прикинь на секунду, сколько народу в курсе! Кто-то же всё это набирал, верстал, тискал…