— А что же ты у подруги делала? Плакала?
— Нет. То есть, да. Но это не важно.
— Конечно, не важно, любимая моя, девочка моя родная, солнышко мое рыжеволосое. Я не дам тебе больше плакать, — шептал Егор, крепко прижав Марину к себе. — Никому не дам тебя в обиду, никому тебя не отдам, буду беречь тебя, заботиться о тебе. Ты только подожди немножко! Я все решу. Я сам хочу вернуться к нормальной мирной жизни. Подожди еще капельку, и ты сможешь познакомить меня с мамой.
Он говорил, его руки блуждали по ее телу. Гладили шелковистую кожу, ласкали полную грудь расцветшей женщины, стосковавшейся по своему мужчине. Она не сопротивлялась, со сладким стоном отдавалась она его ласкам, которые становились все смелее и смелее.
Страсть захватила их, оба больше не сдерживали себя, оба не могли оторваться друг от друга, насытиться друг другом. Лишь на исходе ночи они раскинулись на траве, едва соприкасаясь обнаженными телами, глядя в небо, которое озарялось предрассветными красками.
Потом, спустя годы, в невыносимо тяжелые минуты, Егор вспоминал эту ночь, это утро — и это воспоминание помогало ему выжить.
Кортеж из бронеавтомобиля и легковушек сопровождения — трех легких, открытых разведывательных автомашин продвигался по обсаженной деревьями дороге в сторону Парижа. Положив автомат на колени, стройный мужчина лет тридцати пяти, в форме капитана, ел вишни, собранные в саду под Мо. Впереди, за зелеными холмами, их ждала столица Франции. Французы, которые наверняка рассматривали их из-под закрытых ставен своих каменных домов, видели в нем — тут у мужчины не было никаких сомнений — поработителя, изверга, вешателя. Между тем он еще не слышал ни одного выстрела, а война уже закончилась.
Просто удивительно, до чего слаженно прошла вся кампания, думал он. Долгое зимнее ожидание, внезапный (для людей несведущих) бросок через всю Европу — и враг сметен могучим ураганом. Командование все продумало до мелочей, вплоть до таблеток соли и тюбиков сальварсана — незаменимого средства от «французской» болезни.
И все сработало как часы. Припасы, карты, воду войска получали там, где и намечалось. Сила вражеской армии и потенциал ее сопротивления оказывались точно такими, как и было предсказано. Дорожное покрытие в точности соответствовало пометкам на картах.
И в том, что ход операции был подготовлен столь тщательно, он ощущал и свою, особую, мало кому известную роль. Только немцы, с гордостью говорил он себе, вспоминая лавину людей и военной техники, могли столь идеально провести такую сложную операцию. И только перед немцами складывают оружие целые армии, мысленно добавил он.
Три передних автомобиля, четко соблюдая установленную приказом дистанцию, мчались по мирной, залитой солнцем сельской местности, совершенно пустынной, если не считать редких коров, кур да уток. Казалось, все жители этих мест решили устроить себе выходной и отправились в соседний городок на ярмарку.
Передняя, открытая автомашина кортежа завернула за угол, и до бронеавтомобиля неожиданно донесся звук выстрелов и визг тормозов. В первую секунду офицер не поверил своим ушам — настолько не вязались эти звуки с окружающей их пасторалью. Но уже в следующее мгновение две автоматные очереди снова разрезали мирную полуденную тишину.
— Остановиться! — рявкнул офицер. — Всем рассыпаться, скрыться за машинами!
Он уже выскочил из машины и присел за капотом, держа пальцы на спусковом крючке автомата. Засада! Это была засада. Он оглянулся на бронемашину. Военный фотокорреспондент, Ганс Тауб, которого навязали ему в штабе, выбирался из нее, неуклюже размахивая автоматом. От этого деятеля будет больше вреда, чем пользы. И офицер жестами загнал фотографа назад и приказал залечь под сиденьем автомашины. Что тот немедленно и проделал.
Капитан прислушивался, но никаких звуков слышно не было. Метнувшись к деревьям, мужчина прокрался вперед, ожидая выстрелов из-за каждого куста. Но он благополучно достиг поворота и увидел, что первый автомобиль стоит перед самодельной, наспех сооруженной баррикадой из нескольких срубленных деревьев и поваленных на них нескольких телег. Место было выбрано весьма удачно: преграда перегораживала дорогу там, где обочины сбегали вниз крутыми, покрытыми короткой травой склонами. Обойти или, тем более, объехать ее возможности не представлялось. Кроме того, по бокам росли два могучих дерева, смыкаясь над баррикадой густыми кронами, скрывая сооружение от разведывательных самолетов. Обнаружить баррикаду можно было, лишь наткнувшись на нее. Все это он отметил мгновенно, и переключился на своих солдат.
Они, облепив автомобиль, прятались за его бортами. В машине, с залитой кровью головой, сидел, откинувшись назад, только один человек — водитель. Он был без каски, за что и поплатился, мысленно чертыхнулся офицер.
Он тщательно осматривал кусты, деревья, что окружали их. Если это опытные диверсанты, они должны были растянуться цепочкой в кустах по обеим сторонам дороги, обойти их с флангов. И в этом случае уже давно уничтожили бы перекрестным огнем всю их группу. Следовательно, это были какие-то недоумки, несмотря на хитроумно устроенную ловушку. Оценивая ситуацию, он присел, беря на прицел баррикаду, и прошелся длинной очередью вдоль всего этого нелепого сооружения. Поначалу никаких видимых изменений не произошло. Кроме того, что солдаты увидели своего командира и приободрились. И тут на правом фланге баррикады он увидел два дула, которые высунулись в щель между ветвями поваленных деревьев.
— Огонь на правый фланг, — громко приказал он.
Сплошная очередь нескольких автоматов слилась в один зловещий смертоносный грохот.
Ответа с той стороны не было. Офицер оглянулся назад. Солдаты из трех оставшихся за поворотом машин подтянулись к ним, сгруппировались по обочинам дороги, глядя на командира, ожидая приказа.
Он поднялся во весь рост, жестом приказав подчиненным следовать за ним, и, держа автомат у пояса, открыл сплошной огонь по позиции противника. Семеро рослых, крепких арийских парней буквально в щепки разнесли всю сваленную на дороге дребедень, удовлетворенно отметил офицер, любуясь отточенными до автоматизма действиями солдат. За преградой были обнаружены трупы трех французов, все трое — почти мальчишки, лет по шест-надцать-семнадцать.
Все неприятности на войне от непрофессионалов, думал офицер, пока солдаты оттаскивали трупы и разбирали завалы. Рядом суетился корреспондент, непрерывно щелкая фотоаппаратом.
Потом они выкопали могилу, похоронили погибшего водителя, он прочел короткую молитву и произнес обязательные в таких случаях слова. Они пометили захоронение на карте, и расселись по машинам. Место погибшего занял сержант Кристиан Богель, смышленый, расторопный, храбрый парень, которого офицер явно выделял среди других. Водители включили первую передачу и осторожно миновали расчищенный участок дороги, затем набрали скорость и выскочили из-под сени деревьев.
Теперь они ехали меж широких, зеленеющих полей и могли не опасаться ни засады, ни снайперов. Впереди, у подножия пологого холма, лежал небольшой городок. Россыпь аккуратных трехэтажных домов и шпили двух средневековых церквей. По мере того как они приближались, дома не казались уже столь аккуратными и милыми. Облупленная краска и штукатурка, пыльные окна, резкий неприятный запах. «Боже мой! Сколько раз я слышал, что французы — великая нация. А это всего лишь грязнули», — брезгливо думал он.
Поворот дороги вывел кортеж на центральную площадь. На ступеньках церкви стояли женщины. Пожилые мужчины заняли столики открытого кафе, откуда доносился упоительный запах молотого кофе.
Да они здесь живут как ни в чем не бывало, поразился офицер. Будто нет никакой войны. Будто это не завоеватели шагнули на их землю. Потрясающе!
— Господин капитан! Давайте сделаем остановку. Я хотел бы произвести несколько снимков: солдаты рейха с мирными жителями, — возбужденно проговорил Тауб. Толстый, неуклюжий, он уже оправился от пережитого в засаде ужаса и зачарованно смотрел на молодых девушек, стоявших на ступенях церкви. — К тому же у меня отличный французский, я могу быть переводчиком.