Местность постепенно менялась. Невысокие взгорья по обоим берегам Евфрата то сближались, то расступались, открывая широкие, ровные долины или оборачиваясь настоящей степью, голой и безжизненной. Единственными их обитателями были огромные стада овец, медленно кочевавшие к западу, да пастухи.
В качестве водителя по пустыне бей показал себя с лучшей стороны. Он обладал быстрой реакцией, решительностью и храбростью: порою он демонстрировал даже чрезмерную отвагу, но все же отлично соблюдал чувство меры при преодолении препятствий. Пересекая сухую, плоскую равнину, он сделал нечто такое, чего я никак не ожидал: внезапно приказал своему спутнику зарядить ружье, прибавил газ, а затем направил ружье в окно и расстрелял всю обойму по стае пустынных голубей. Эта бойня напомнила мне о Буффало Билле и его знаменитой стрельбе из седла галопирующей лошади.
Затем в течение двух с половиной часов автомобиль мчался на полной скорости по суровой, утомительной для путешествия пустыне, прибавляя темп на ровных участках, преодолевая песчаные подъемы и спуски, прокладывая путь между внезапных завалов камней; иногда, наталкиваясь на шестифутовый обрыв, бей поворачивал назад и искал объезд.
Наконец мы увидели впереди мертвый город. Его окружала стена, сложенная из массивных каменных блоков, а над нею мы могли разглядеть городские строения. Это была Ресафа. С расстояния город выглядел так, как будто в нем все еще кто-то жил, но, подъехав ближе, мы заметили провалы в стене; приблизившись к величественным северным воротам города, мы заметили обломки и песок, засыпавшие их почти до вершины проема.
Что делало это место столь странным, так это полное отсутствие арабов, предлагавших услуги проводников, — они не появились, даже когда мы вышли из машины и подошли к воротам. Казалось, поселение забыто даже этими повсеместными в здешних краях насельниками любых руин. Слуга бея заметил шакала и поспешил с ружьем в его сторону, но я видел лишь впечатляющий византийский город, лежащий посреди пустыни, безмолвный как могила. Мы прошли в ворота, в свое время знакомые со всеми возможными звуками городской жизни. Какими же великолепными они были! Под величественной колоннадой с византийскими капителями и римской аркадой находились три квадратных проема: центральный, самый большой, предназначался для колесного транспорта, а боковые, размером поменьше, — для пешеходов и всадников. Сначала я подумал, что стены, ворота и все эти руины вокруг мраморные, поскольку белый камень ярко сверкал на солнце. Однако это оказался белый гипс, бей рассказал мне, что его добывали в каменоломнях в четырнадцати милях от города.
Пройдя сквозь ворота, я увидел весь обширный мертвый город, лежавший в кольце массивных стен. Все, что было мягче мрамороподобного белого камня, давно истлело, однако здания стояли прямо, а церкви высились посреди пустых участков. Бедуины так долго рылись в руинах, что ровные линии улиц нарушились, а вся территория была покрыта ямами и осколками. Очевидно, здесь собирали целыми повозками византийскую и раннюю арабскую керамику, которую продавали скупщикам из Алеппо. Бей сказал, что знавал старого араба, сделавшего на этой керамике тысячи франков. Поверх куч мусора лежали красивые обломки переливчатой керамики, которые бедуины оставили, не считая пригодными для продажи; за полчаса я смог набрать целый пакет таких фрагментов.
Забираясь в разрушенные залы, я останавливался в изумлении, пораженный красотой резного камня, очень похожего на рельефы Калаат Симан; я перебирал в памяти то немногое, что было известно об этом городе. Он упоминается в Книге пророка Исаии, когда Сеннахериб в оскорбительном послании к Езекии похваляется, что захватил этот город, а также ряд других2. Это упоминание можно дополнить цитатой из Четвертой книги Царств (19:12). В исправленной версии Вульгаты город называют Росеф. Затем в истории наступает долгая пауза, пока в IV веке этот город не возникает вновь как центр паломничества к святому Сергию — которому обычно поклонялись вместе с другим святым, Вакхом. Эти святые мужи были римскими воинами и друзьями, которые умерли за веру в самом начале IV века; одна из принятых дат — 305 год, когда Диоклетиан отрекся от престола.
Считается, что Вакх принял мученическую кончину на Евфрате, а Сергий — тремя днями позже в Ресафе. По некоторым причинам слава святого Сергия вскоре превзошла известность Вакха, и Ресафа стала расти как паломнический город, поскольку там находилось захоронение святого Сергия. Паломники приходили со всех концов света, чтобы поклониться святым мощам, и, очевидно, благодаря им город Сергиополис, как его стали называть в то время, сделался одной из величайших святынь IV века и оставался таковой вплоть до арабского завоевания.