Следует отметить еще одну любопытную деталь повествовательной структуры «Белых ночей», которая роднит его с анализируемыми текстами По. У По фигурируют два рассказчика-фланера: сам Дюпен, когда он берет слово и объясняет, как распутал то или иное дело, и его друг, повествователь, который не только обрисовывает обстоятельства, но и анализирует аналитические способности как таковые, воплощением которых является Дюпен, тем самым представляя последнего как некий обобщенный тип. У Достоевского повествователь тоже «раскладывается» на две составляющих: тот больной и сердитый горожанин, который начинает рассказывать от первого лица свою невероятную историю, несколько отстраняется, отходит на задний план, оставляет перволичную форму, когда ему надобно представить мечтателя как тип. При этом обоих роднит одна странность (bizarrerie), фантастическая причуда Дюпена, а именно «влюбленность в ночь, в ее особое очарованье». Дюпен с другом-сочинителем «бесцельно бродили до поздней ночи, находя в мелькающих огнях и тенях большого города ту неисчерпаемую пищу для умственных восторгов, какую дарит тихое созерцание»[176]. Они не только бродили по вечернему Парижу, но и просматривали вечерний выпуск «Судебной газеты» («La Gazette des Tribunaux» – реальная парижская газета того времени, которая публиковала уголовную хронику и название которой По в своем тексте пишет по-французски), где, собственно, и наткнулись на объявление об убийстве некоей мадам Л’Эспане, старой дамы, и ее незамужней дочери, проживавших в собственном доме, в верхних комнатах, которые когда-то сдавались жильцам.
Одинокому герою-чудаку и мечтателю «Белых ночей», так и не заведшему за восемь лет проживания в Петербурге ни одного знакомства, тоже чего-то мучительно не хватало – то ли преступления, то ли любви. Для преступления было еще рано, посему в отличие от парижской парочки По, которую женщины могли заинтересовать, очевидно, лишь в виде трупов, молодой Достоевский, находясь под обаянием обожаемого им Эжена Сю с его романтическими героями и парижскими тайнами, выбирает любовь. Это было уже предопределено романтическим кодом повествования, когда на небе появились звезды. Вслед за звездами появляется женщина – один из главных, значимых и расхожих топосов города в мужском литературном письме.
У молодого Достоевского в «Белых ночах» такой женщиной становится Настенька, девушка с виду невинная и вместе с тем условно «уличная» (как Соня Мармеладова или Настасья Филипповна), поскольку встречает ее рассказчик на улице, ночью, одну, что и в безнравственном Париже в ту эпоху было неприлично пусть и для бедной, но благовоспитанной девушки. Живет она с бабушкой в собственном домике с мезонином; домик сдается жильцу, которого она любит, ждет и за которого надеется выйти замуж. Повстречав случайно рассказчика-мечтателя на пустынных улицах ночного северного города, то есть на пустых страницах книги, что он тщится сложить в своем воображении, Настенька вовлекает поэта в новое повествование, хаотичное и вместе с тем однонаправленное блуждание по тексту, ведя рассказчика к развязке, где она должна исчезнуть. Точно так же, как прохожая из одноименной поэмы Бодлера, которая только поманила поэта, показав ему оборку нижней юбки и ножку, положила начало первой строфы, а потом удалилась на встречу с другим, своим возлюбленным, ушла с другим мужчиной или умерла, была убита, утоплена, задушена, как парижская гризетка Мари Роже из «Тайны Мари Роже» По. В любом случае поэт-фланер в лабиринте большого города одинок, он должен быть один – двое не могут писать одну и ту же книгу. В противном случае поэт перестанет быть поэтом, перестанет быть фланером. Создав семью, заведя детей, он, как герой новеллы Бодлера «Фанфарло», утратит новый, современный взгляд на мир и превратится в обывателя, политика, социалиста. Неудивительно, что, отдав дань этой романтической традиции, создав персонаж праздного одиночки, поэта, фланера и мечтателя, последнего романтика Франции Самюэля Крамера, являющегося персонификацией самого поэта в юности, и отмежевавшись от него под маской иронии, Бодлер покончил с этой старой прозой и вновь отправился в свое поэтическое странствие по городу в поисках новых «цветов зла», создавая великий парижский миф. Образ современной городской женщины (будь то случайно встреченная на улице парижанка – прохожая Бодлера, русская девушка Настенька, готовая сбежать от бабушки, хранительницы традиционных семейных ценностей, с первым встречным, жильцом-студентом или мечтателем у Достоевского, парижская гризетка Мари Роже и даже подразумеваемая королева из «Похищенного письма» По) настойчиво ассоциируется с явной или латентной проституцией, продажностью, причем зачастую вкупе с убийством. В рассказе По «Тайна Мари Роже» молоденькая парижская гризетка тоже живет со старушкой-матерью в собственном доме-пансионе, который сдается жильцам. Она необычайно хороша; работает недолгое время продавщицей в парфюмерной лавке, благодаря чему становится известной в своем квартале; исчезает загадочным образом на неделю, после чего бросает работу, продолжает жить с матерью, и у нее появляется жених. Потом она опять исчезает, и вскоре ее труп с синяками от пальцев на горле вылавливают в Сене рыбаки.