Брюнетъ не слушалъ. Онъ смотрѣлъ въ другую комнату, гдѣ изъ дверей выглядывали двѣ хорошенькія головки. Одна принадлежала дѣвочкѣ лѣтъ четырнадцати, другая — дѣвушкѣ лѣтъ двадцати. Обѣ онѣ кутались въ байковые платки.
— Можно къ вамъ туда? — кивнулъ онъ на комнату. — Я долженъ все осмотрѣть.
— Сдѣлайте одолженіе. Это, вотъ, мои дочери… Пожалуйте, прошу покорно присѣсть. Софинька, освободи два стулика, — обратилась старуха къ дочери.
— Прехорошенькая, чортъ возьми! — шепнулъ брюнетъ блондину. — И нѣтъ въ ней этой отшибающей неряшливости.
— Да… Знаешь, я будто-бы предчувствовалъ.
— Прошу покорно садиться..- еще разъ повторила старуха. — Пальто я не предлагаю вамъ снимать. У насъ такъ, холодно, что мы просто коченѣемъ.
Франты пѣли и безъ церемоніи закурили папиросы. Брюнетъ косился на дѣвушку.
— Садитесь, демуазель… Что-же вы стоите? Я врагъ всякой формальности. Какія-же ваши средства къ жизни? — спросилъ онъ старуху.
— Теперь никакихъ… Сначала дочери ходили на фабрику и набивали тамъ папиросы, по старшая встрѣтила отъ мастера оскорбительныя предложенія и принуждена была уйти.
— Неужели? Ахъ, мерзавцы! Положимъ, что нельзя быть слишкомъ щепетильной, ежели кто бѣденъ, но на фабрикѣ, отъ какого-нибудь мастера… А у васъ дочка прехорошенькая! — сказалъ брюнетъ. — Съ вашими глазками, демуазель, надо-бы блистать и блистать… — обратился онъ къ дѣвицѣ. — Что-жъ вы не садитесь? Присядьте къ намъ.
Дѣвушка сдѣлала строгое лицо и сѣла въ уголъ.
— Ближе, ближе… Чего вы насъ боитесь… Вы не говорите по-французски?
— Нѣтъ-съ, не говорить, — отвѣчала за нее мать. — Вѣдь при покойникѣ папашѣ жили въ деревнѣ, въ глуши. Онъ былъ сельскимъ учителемъ. Да и средствъ такихъ не было. Самъ ее училъ.
— Восторгъ, что за дѣвушка! — проговорилъ брюнетъ по-французски. — Знаешь, она меня совсѣмъ заинтересовала. И какая строгость типа! И такъ, мадамъ, — обратился онъ къ старухѣ уже по-русски:- хотя я и замѣчаю у васъ нѣкоторую степень благосостоянія… вотъ, напримѣръ, швейная машина…
— Что можетъ дать швейная машина, ежели работы нѣтъ! Работы ищемъ, а ея нѣтъ.
— Позвольте… Швейную машину можно продать и на эти деньги быть сыту. Но это ничего… И такъ, хотя я и замѣчаю нѣкоторую долю благосостоянія въ вашей обстановкѣ, но я доложу графинѣ о вашемъ полномъ бѣдственномъ положеніи. Да улыбнитесь-же вы, прелестная царевна-несмѣяна, — тронулъ брюнетъ дѣвушку за плечо.
Та отшатнулась и строго взглянула на него.
— Что это, мой ангелъ? — спросилъ онъ, взглянувъ на нее сквозь монокль. — Но вѣдь я не мастеръ съ табачной фабрики… Нехорошо быть такой недотрогой, — погрозилъ онъ дѣвушкѣ пальцемъ. — А я еще хотѣлъ вамъ завтра бомбоньерку съ конфетами прислать.
— Намъ, господинъ, матеріальная помощь нужна поскорѣй. Вотъ уже четыре дня какъ мы горячей пищи не видѣли. Только чай пьемъ, — сказала старуха.
— И матеріальная помощь будетъ, но бѣдные не должны быть такъ щепетильны, — отвѣчалъ брюнетъ. — Знаете, демуазель, вы въ гнѣвѣ еще вдвое лучше. Эти сдвинутыя бровки, эти сжатыя губки… — обратился онъ къ дѣвицѣ. — Надо какъ-нибудь удалить старуху — сказалъ онъ блондину по-французски. — Мнѣ хочется побесѣдовать съ дѣвушкой безъ наблюденій этой вѣдьмы. Она матери боится.
Брюнетъ посвисталъ и что-то соображалъ.
— Дѣйствительно, холодно у васъ здѣсь, — проговорилъ онъ старухѣ. — Знаете что… Намъ-бы хотѣлось погрѣться. Не можете-ли вы, мадамъ, съѣздить сейчасъ для насъ въ ближайшую фруктовую лавку и купить бутылку хорошаго лафиту и фруктовъ? Мы и погрѣлись-бы здѣсь у васъ. Поѣзжайте на нашей лошади. Лошадь у воротъ.
— Пожалуй… но… — замялась старуха. — Вотъ видите, у насъ здѣсь такъ убого…
— Нѣтъ, нѣтъ, маменька… Не надо этого.
— Опять? Ахъ, вы, демуазель, неисправимы… — покачалъ головой брюнетъ. — Ну, не надо… Прощайте… — проговорилъ онъ, вставая. — Прощайте, демуазель. Дайте-же пожать вашу прелестную маленькую ручку. И ручку дать не хотите? Напрасно… Завтра получите бомбоньерку конфетъ, — прибавилъ онъ, раскланиваясь.
— Но когда-же мы можемъ ожидать помощи? — спросила старуха.
— Скоро, скоро… Я завтра переговорю съ графиней, а послѣзавтра, вечеромъ, часу въ девятомъ, пусть ваша дочь зайдетъ ко мнѣ… Я ей и вручу. Обѣщаю вамъ высшую норму вспомоществованія, ежели демуазель зайдетъ ко мнѣ вечеркомъ. Вотъ моя карточка. И такъ, до свиданія… Ѣдемъ, Пьеръ! — сказалъ брюнетъ блондину. — Нельзя-ли моей старшей дочери хоть какое-нибудь мѣсто? Въ чтицы, въ компаньонки, въ няньки наконецъ.