— Видно будет, — повторил я вслух. — Ладно, Феликс, я вот что хотел бы спросить. Этот Жора… Вы не могли бы представить себе его в роли известного нам «диверсанта», с которым вам довелось выяснять отношения в кухонном отсеке?
Механик быстро взглянул на меня. Однако с ответом не торопился. Полез в карман, вынул свой чудовищно яркий носовой платок, промокнул бритое темя. В кабинете распространился явственный аромат «Антарктиды».
— Жора?.. — Бак отрицательно покачал головой. — Нет, это был не он. Куда ему! Ростом не вышел. Да и все остальное… В роли того «диверсанта» я мог бы представить теперь… — Механик странно потемнел лицом, добавил:
— Ну, к общем, другого.
— Командира десантников Нортона, — подсказал я.
Лицо механика медленно изменилось.
— Да, — пробормотал он, уколов меня взглядом. — Теперь я мог бы поручиться толовой, что это был Нортон.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Видите ли… — Механик задумался. — Тогда в кухонном отсеке было очень темно, однако… Ну как бы это сказать?..
— Вы хотите сказать, что ваша моторная память запечатлела в себе целый ансамбль ощущений, которыми сопровождалась борьба с неизвестным?
— Да.
— С той поры вы пытались как бы «примерить» весь этот «ансамбль» к окружавшим вас людям. Не ко всем, разумеется, а именно к тем, чья кандидатура казалась вам наиболее подходящей.
— Верно…
— После «примерки» круг вероятных кандидатур на роль «данного вам в ощущениях» рослого, быстрого, сильного, гибкого и хладнокровного диверсанта значительно сузился. В конце концов остались считанные единицы
— меньше, чем пальцев на одной руке. Сколько? Готов спорить, двое.
— Двое… — как эхо, подтвердил механик. Вид у него был ошарашенный.
— Однако Нортона среди этих двоих не было, — продолжал я (меня буквально несло на крыльях прозрения). — Мысль о Нортоне у вас возникла недавно.
Мне показалось, в глазах у механика мелькнула тень суеверного страха.
— Не было… — бормотал он словно в гипнотическом трансе. — И давно…
— Да, заподозрить командира десантников — такое не сразу и в голову может прийти… Нужен был достаточно весомый повод. И повод случился. Я имею в виду слух об отставке Нортона. Размышляя о странном решении командира десантников, вы — уже скорее по инерции — попытались «примерить» памятный вам «ансамбль» ощущений к этому человеку. И вдруг обнаружили, что Нортон, пожалуй, точнее всех остальных «вписывается» в контуры происшествия в кухонном отсеке… Подозрение вас потрясло. Первой вашей мыслью было: явиться ко мне за советом. Вы не сделали этого — вас одолевали вполне понятные сомнения. Но сегодня вам повезло: вы уловили еще одну особенность Нортона, которой был отмечен и ускользнувший от вас диверсант. Не так ли?
— Верно, черт побери!..
На лице Бака отразилась панически напряженная мозговая работа. Я предложил механику высказаться, но он не слушал меня. Он хотел разгадать секрет моего «ясновидения» и спросил для проверки:
— Скажите, какую особенность Нортона я уловил?
— Запах, — ответил я. — Запах одеколона «Антарктида».
— Но ведь я никому… — пролепетал он. Краска бросилась ему в лицо. — Ни единым намеком!..
— Успокойтесь, — сказал — я с досадой. — Никто, разумеется, ничего мне об этом не говорил. И я, понятно, не факир-ясновидец. Все значительно проще: исходную информацию вы дали мне сами.
— Насчет моторной памяти и ощущений борьбы — это я понимаю, — упорствовал Бак. — Те двое… Да… Вы, должно быть, заметили, как я обхаживал их, и догадались. Ведь, кроме всего прочего, вы еще и психолог.
— Вот именно.
— По поводу Нортона… Да, здесь тоже логично. А вот насчет запаха!.. Да, я ведь только сегодня и уловил.
— Утром, — добавил я. — Около трех часов назад. Когда столкнулись с Нортоном у входа в кафе.
— И это вы знаете!..
— Почему бы и нет, если я сидел в кафе недалеко от двери и все прекрасно видел. По выражению вашего лица я догадался, что встреча с Нортоном чем-то вас поразила. На мой приветственный кивок вы не ответили, слепо я бестолково прошлись между столами и ушли не позавтракав. Тогда я, конечно, не знал, что вы торопились к отсек гигиены. Вы торопились вспомнить по свежим следам запахи кое-каких парфюмерных изделий. Результаты ваших экспериментов с душистыми аэрозолями я ощутил. И понял, хотя и не сразу, чем это пахнет… Надо ли говорить, насколько хорошо мне известны парфюмерные вкусы ваши и Нортона?
— Теперь не надо, — сдался наконец Бак.
— Не обижайтесь. На психолога не стоит обижаться за то, что он психолог. Открытие сделали вы, я о нем догадался, и только.
— Это открытие нам ничего не дает, — заметил механик.
Я посмотрел на него.
— Ведь дело-то теперь не наше, — пояснил он, опустив глаза. — Я понял так, что по медицинской части у вас претензий к Нортону нет. Психика у него в порядке, и свои поступки он сознает. В общем… вы как хотите, но что до меня, то скажу откровенно: связываться с Нортоном я больше не желаю. Неприлично как-то, знаете ли, затевать драки с членом командного совета корабля. Пусть ломает экраны, если ему это нравится. — Бак махнул рукой и поднялся. — В конце концов лишний десяток экранов можно сменить, а мне мои зубы дороже.
Уходя, Бак осторожно полюбопытствовал, намерен ли я как-то использовать новые обстоятельства, и, когда я ответил, что нет, не намерен, вздохнул с облегчением. Ужасно ему не хотелось расстраивать нашего капитана…
Итак, раскрыв инкогнито «диверсанта», мы словно связали себя по рукам и ногам. Своеобразие личных качеств «экранного злоумышленника», уровень его служебного положения на корабле лишали нас, дилетантов, практически всяких надежд добраться до истины — тут хоть лопни от любопытства, как выразился бы старина Бак. Зачем понадобилось Нортону ломать экраны? Имеет ли Нортон отношение к загадочной истории о чужаке? Если да, то какое? Ни на один из этих вопросов к до сих пор не знаю ответа. Я, разумеется, совершенно отчетливо понимаю, что тайное битье экранов не есть экстравагантный каприз или, если хотите, некий ритуал абсурда, однако более правдоподобной версии просто-напросто не имею. Вот, пожалуй, и все, что по этому поводу я могу сообщить…