Он встретил потолок ладонями, спружинил, и его перевернуло вниз головой. Увидев под собой макушку шлема с черным плюмажем, он только теперь испытал потрясение, осознав наконец, что происходит. Он парил, как прежде ему доводилось парить в невесомости… Потрясение, видимо, смяло, разладило этот немыслимый, противоречащий земной природе импульс подъемной силы сверхъестественного полета, и Нортон, успев извернуться в воздухе кошкой, рухнул на четвереньки. Нога задела доспехи, что-то грохнуло за спиной, и секунду спустя нечаянный летчик заработал удар по затылку рукоятью меча. Нортон поздравил себя с посвящением в рыцари, мельком подумал: «Бурный финиш, однако!» Привстав на руках, отшатнулся: рядом медлительно колыхалось перекошенное полотнище слабого блеска, словно язык серебристого пламени, — должно быть, остатки блестящего слоя, соскользнувшего с тела при взлете. Нортон попятился на четвереньках, вскочил. Не отдавая себе отчета, что делает, схватил меч, обеими руками поднял над головой и рубанул полотнище блеска наискось… и лезвие странно увязло в призрачной сердцевине. Остервенев, он стал вытаскивать его оттуда рывками, но меч подавался назад неохотно, будто застрял в смоле. В последнем рывке Нортон не удержал равновесие и оказался вместе с оружием на полу. Снова вскочил. Руки дрожали. Его трясло от бешенства и унижения. Блеск угасал…
Нортон минуту следил за его угасанием налитыми кровью глазами. Потом отбросил оружие в сторону — меч глухо брякнулся на ковер.
5. ТРОПА СУМАСШЕДШИХ
Был пятый час утра, когда он почуял какое-то неудобство. Поерзал в кресле, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Не удалось. Странно… Был бы в этом хоть какой-нибудь смысл, он помолился бы сразу всем звездам вместе взятым и сказал бы им, что на сегодня с него довольно!..
Он сидел в своем кабинете на втором этаже за рабочим столом и смотрел на большую тетрадь в черной обложке. Тетрадь, которую он никогда никому не показывал, прятал в секретном сейфе стола, и знал о ней, кроме него самого, разве только один Голиаф. Сегодня в ней появилась очередная запись…
Год назад тетрадь называлась просто — «дневник», хотя дневником в общеупотребительном смысле она не была. Скорее была каталогом всяческих проявлений уродства, которое он притащил в себе из глубин Внеземелья, и в конечном итоге вполне заслуживала названия «Черная книга». Тайком от жены он заносил в эту книгу все свои «ненормальности». И даже пытался как-то классифицировать их. Он полагал, что здесь, на Земле, дела пойдут по-другому и «ненормальностей» будет меньше. Лелеял надежду, что в земных условиях все это постепенно заглохнет. Зря он надеялся. Дела пошли не так, как он ожидал. Скверно, в общем, пошли дела…
Он захлопнул тетрадь, сжал зубы до боли в скулах. Сегодняшний блеск в гардеробной его доконал. Досада, растерянность, и никакого желания думать. Да и о чем, собственно, думать?
Блеск на ладонях он видел и раньше. Впервые — после десанта на Умбриэль, где едва не отморозил руки из-за неисправности обогревательных элементов в перчатках скафандра. Помнится, уже тогда он правильно увязал появление блеска с действием холода и к низким температурам стал относиться с опаской. Впрочем, ему там пришлось ко многому относиться с опаской. Было в Пространстве кое-что и похлестче… Стоп! Что было, то было. С тем, что было, покончено. И больше не будет. Но здесь…
Может, плюнуть на все и шагнуть наконец к мудрецам с учеными степенями? Помогите, дескать, инвалидствующему герою Внеземелья избавиться от… сам-не-знаю-чего. Сразу услышат. Обрадуются. Налетят со всех континентов. На каком-нибудь острове воздвигнут в честь твоего уродства целый научно-исследовательский комплекс НЕЗНАМЧЕГО, окружат тебя частоколом шприцов, пушками микроскопов, блоками анализаторов, прихлопнут колпаком с проводами, и превратишься ты из несчастного инвалида в лабораторную колбу с «восхитительно феноменальными свойствами». И тебе не останется ничего другого, кроме как верить во всемогущество какого-нибудь лысого институтского корифея с величественными жестами и невнятным произношением. А потом, этак лет через десять, когда его лаборантка наивно поделится радостной вестью, что корифею в конце концов удалось вытяжку из твоих гормональных желез использовать для «регуляции половых признаков плодовой мушки дрозофилы», ты все поймешь и попытаешься оттуда удрать. Тебя, конечно, поймают и будут хором стыдить. Н-да…