— Ну куда понесло твои дряхлые кости? — Он погладил собаку. — Почуял, видно, беду… Верно, дружище. Ник-непоседа опять отколол сногсшибательный номер.
Голиаф посмотрел на хозяина, привстал, потянулся мордой к ветровому стеклу.
— И все-то ты понимаешь. Да, сорванец махнул, должно быть, на Старый Карьер…
«Скверно, — подумал Нортон. — Скверно, если он махнул туда».
Справа тянулась равнина. Кое-где на равнине разбросаны горки с плоскими, как стол, вершинами. Слева по ходу мелькали идеально ровные ряды деревьев — плантация азимины. Проплыли мимо выпуклые корпуса фруктового заводика, чем-то похожие на кофейный сервиз. Потом зеленый массив повернул в сторону от автострады, мелькнула и затерялась в полях блеснувшая глянцем узкая лента канала. Дальше пошли кормовые угодья; усадьбу скотоводческого комплекса можно было угадать по торчащему над шапками зелени куполу водонапорной башни. Заря успела выкрасить купол в розовый цвет. Светало быстро. Впереди розовела гряда голых холмов.
Нортон пристально всматривался сквозь ветровое стекло. Ни одного элекара на полосе автострады он до сих пор не заметил, и это его беспокоило. Либо мальчишка успел перевалить гряду, либо гнал в другом направлении. Последнее было бы предпочтительнее, однако Нортон не сомневался, что сорванец выбрал именно Старый Карьер. Во-первых, сравнительно близко (Ник был слишком нетерпелив). Во-вторых, несравнимо страшнее (Ник был ужасно самонадеян в вопросах личной отваги). Светлая красота Бизоньих озер или, скажем, пустынная величавость Соленого озера вряд ли могли соблазнить отважного аквалангиста. Уж где и водиться подводному чудовищу, как не в глубинах мрачного водоема в Старом Карьере.
Автострада заметно пошла на подъем; залитая рассветным румянцем гряда приближалась. Нортон пытался представить себе расстояние между собой и юным искателем приключений. Три минуты, которые были потрачены в переговорах с Эллен, он наверстал за счет повышенной скорости до выхода на магистраль.
В гонке по автостраде он ничего не выигрывал. Знал: элекар Геда был точно такого типа, как и его собственный, — модель «Торнадо» последнего выпуска, — и Ник, разумеется, гнал машину тоже на «фитиле». Шустрый малец научился лихо водить элекар. Кстати, не без его, Нортона, соучастия… Малец впереди минут на десять — двенадцать как минимум, иначе его элекар удалось бы заметить на этом отрезке пути.
Двенадцать минут… Черт, много! Наверстывать их придется на старой грунтовой дороге в глубоком ущелье — скверной, по счастью, дороге, — но все равно: двенадцать минут слишком много. Этого молодца надо перехватить до выхода из ущелья в каньон. Не так это просто… Даже если выжать из машины все, на что она только способна. И даже если Ник не выключит блок «безопасной езды». Выключит — непременно куда-нибудь врежется…
Элекар стремительно брал пологий подъем. Холмы придвинулись к полотну автострады. Подъем кончился, холмы расступились, и элекар вылетел на простор каменистого плато. Затопленное утренней тенью плато неискушенному глазу могло показаться широкой равниной, и путник, едущий в этом направлении впервые, невольно хватался за рулевую баранку, когда автострада вдруг выносила машину на виадук, повисший над пропастью каньона.
Нортон смотрел вперед, томясь бездействием. Он ничего не мог предпринять. Во всяком случае, до того места, где предстояло покинуть роскошную магистраль: там, за виадуком, был очень удобный асфальтированный съезд в ущелье на очень плохую грунтовую дорогу… Городские власти специально не занимались ремонтом этой дороги, чтобы меньше было охотников ездить на элекарах в каньон. Но вряд ли в Копсфорте нашелся бы хоть один гражданин, который ни разу не побывал на Старом Карьере. Граждане Копсфорта необыкновенно любознательные люди. И безмерно отважные. Пикник под скалами, каждая из которых в любой момент может упасть тебе на голову, содержит в себе, очевидно, идею пробного камня для проверки качества «мужской закваски». При этом бессмысленный риск почитают за метод сознательного воспитания отваги. Одно из самых, пожалуй, загадочных свойств человеческой психики на современной Земле. Именно на Земле, потому что космодесантнику, всегда точно знающему, ради кого или ради чего рисковать, готовность рискнуть «вхолостую» казалась абсурдом.