В полуистлевших рубашках, с подпаленными волосами, мы, наконец, вырвались в сырой ельник. Огонь побегал, побегал возле него, а дальше за нами не пошел. Можно было теперь присесть, вытереть влажным мягким мохом черные, как у трубочистов, лица и разобраться в обстановке. Темно-красным пятном сквозь дым проглядывало солнце, и можно было по нему определить направление к Чуне и к Хойте, но странное дело — если верить солнцу — получалось, что, убегая от огня, мы вместе с тем не убегали от Хойты, как мы считали, а приближались к ней.
Все это не вязалось со здравым смыслом. Ведь ясно было в свое время, что лесной пожар отрезал нас от Хойты. Каким образом теперь перед нами открылся свободный путь? Тут явно что-то было не так. Как ни раскидывали мы умом, выходило одно: нельзя верить солнцу, солнце ошибалось. И мы не пошли дальше в глубь ельника, а двинулись вдоль его кромки, сторонясь огня, по-прежнему свирепствующего в бору.
Часа через три утомительной ходьбы по рыхлому и вязкому мху перед нами открылась широкая поляна, вся сплошь затянутая плотным синим дымом. Но даже сквозь дым узнать ее было нетрудно. Мы вышли снова к хойтинским ямам…
ТАЛЬЯН
Надо было поверить солнцу. Теперь мы разобрались: ветер повернул и погнал огонь не поперек нашего пути, к болоту, как было вначале, а прямо навстречу нам, захватив нас в полукольцо. Изогнувшись этаким крючком, он нас и гнал вдоль Хойты обратно. А мы воображали, что бежим к болоту! Но как бы там ни было, а мы сыграли в «гусек»; с какого поля двинулись наши фишки, на это же поле и вернулись.
Совершив такую пробежку, мы нагуляли изрядный аппетит. А поесть было нечего. Запасы сухарей мы прикончили еще на ночевке. Пришлось опять заняться ловлей гольянов и варить из них уху. Хорошо еще, что гольяны клевали так же исправно, как и вчера, а мы, потеряв ориентировку в лесу, не растеряли вместе с ней своих рыболовных снарядов.
— Отлично! — сказал Миша, облизывая ложку, настолько вкусна оказалась эта последняя капелька ухи. — Прекрасная рыба — гольяны.
— Черные хариусы, — поправил я его.
— Да. Черные хариусы. Жаль, что в Чуне они не водятся. Не знаю, как я теперь жить буду без них.
— Ты можешь поселиться здесь, на хойтинских ямах. Я тебе оставлю мои удочки, — великодушно предложил я.
Но Миша пошел на попятную.
После обеда мы взялись опять обсуждать положение. Тайга горела по-прежнему, и пожар растекался все шире. Пойти ельником, прижимаясь даже к самому берегу Хойты, было опасно. Речка речкой, пусть себе возле нее и мох сырой, но это значило полезть головой в пекло. Дорога сухим бором вообще исключалась, там было хуже, чем в пекле. Оставался один путь: по болоту.
Мы разулись — кожа на наших пятках в воде размокала меньше, чем кожа на ичигах — и пошли. Если бы не горький дым, особенно плотно стлавшийся над болотом, это наше путешествие было бы самым приятным. Мягкая осока на кочках, теплая вода между кочками, под водою слегка пружинящий торф. Идешь — и ноги сами бегут вперед. Захочешь сесть отдохнуть, любая кочка — как мягкое кресло, разве что только без спинки. Правда, встречались и кочки-качалки, сядешь на нее, а она — подгоревшая снизу — сломится, и ты летишь навзничь в лужу болотной воды.
Частенько попадается на кочках княженика — ягода, равной которой по вкусу и запаху в мире нет! Не поверить этому может только тот, кто никогда не пробовал княженики.
Болото, хотя и выгибалось большой дугой, но надежно вело нас к цели. Трудно было, конечно, отсюда определить, насколько близко оно потом подходит к Чуне и к Хойте, но пока что направление болота нас вполне удовлетворяло. Лесной пожар сейчас, как зверь в клетке: рычит, мечется, шатает сильными лапами прутья решетки, а достать до нас не может.
Мы шлепали босыми пятками по болоту и напевали песенку: «Нам не страшен серый волк, тра-ля-ля-ля-ля!»
Тем временем надвинулся вечер. А по нашим расчетам до места стоянки лодки оставалось еще около десяти километров. Да и как ни приятно было идти по болоту, а дальше ноги уже не несли. Ох, как много досталось нам за день сегодня! К этому еще вчерашняя бессонная ночь… К этому начальный путь к хойтинским ямам… К этому торчание над ямами с удочками… В сумме получалось достаточно, чтобы немедленно сделать привал на ночевку. Но не ложиться же спать в болото! Мы перебрались на противоположную его сторону (подальше от пожара), тоже в бор, очень чистый и сухой. Разожгли костер, побродили вблизи в поисках чего-нибудь съестного, но ничего существенного, кроме недозрелой брусники, не нашли. Так, голодные, и улеглись спать. В эту ночь нам уже ничто не мешало, не думалось, что не к чему привалиться спиной — земля была такой хорошей опорой… И пахла она так чудесно… Родная наша земля!..