— Почему река стала узкая?
А тот им в ответ головой кивает:
— Бирюса, Бирюса…
— Знаем, что Бирюса. Почему узкая?
Проводник молчит, не понимает, о чем его спрашивают. В этот момент и остров кончился, снова соединилась протока с главным руслом. А картографам показалось, что Бирюса влилась в какую-то другую, широкую реку.
Спрашивают эвенка:
— Какая река?
— Бирюса, Бирюса, — догадался тот, о чем его спрашивают.
— Да нет, — говорят ему, — знаем, что Бирюса. А вот в какую реку она впадает? Эта широкая река как называется?
— Она, Она, — говорит проводник, — она, Бирюса. Она…
Ну и записали картографы новую реку Ону. Потом, когда разобрались, посмеялись, а на карте так оба названия за одной рекой и оставили.
Тасеева нам не понравилась. Берег от берега далеко, дна не видно, вода какая-то зелено-бурая. Горы сразу отступили вглубь — у реки остались покрытые лесом увалы, холмы, мелкий сосняк вперемежку с осинником. На поворотах острыми стрелами вытянулись мокрые россыпи, заиленный камешник. И оттого, что река стала шире и многоводнее, мы сразу почувствовали, будто сами мы сделались меньше.
— Выходит так:
Нас ждет «Дурак».
И в мыслях «Дурака» —
Помять тебе бока, —
вдруг сказал Миша. Он иногда страдал непроизвольным стихоизвержением.
— Почему же одному мне?
— Ну, просто так, для рифмы, — примирительно заметил Миша.
Ожидался знаменитый еще по рассказам кондратьевского счетовода порог «Дурак», по другому — «Бурный». Предпоследний на нашем пути порог! Признаться, хотелось, чтобы он носил иное название, например: «Умница», «Паинька», «Тихий», «Спокойный», «Гладкий»… Слишком много обещало само название порога — «Дурак»! Хм!
Кстати, маленький, но истинный анекдот о «Дураке» и «Бурном».
Инспектируя ход сплава леса по Чуне и Оне, проезжал много лет тому назад управляющий трестом Башмачников.
И вот начальник лесопункта, расположенного в районе «Дурака», получил из пункта, откуда выехал Башмачников, радиограмму такого содержания:
«Радируйте проехал нет дурак Башмачников».
Если бы радист, принимавший радиограмму, был грамотнее, он бы написал и то и другое с большой буквы. Если бы он был педант, то, следуя правилам телеграфной передачи, все написал бы с маленькой буквы. Но он был простецкий парень и без всякой задней мысли написал то, что написал.
Башмачникову показали радиограмму. Он прочел и тут же, не моргнув глазом, отдал путевой приказ:
§ 1. Радиста такого-то за нарушение трудовой дисциплины с работы снять.
§ 2. Порог «Дурак» впредь именовать порогом «Бурный».
И стал «Дурак» «Бурным».
Мы проплыли от места слияния Чуны и Оны не более трех километров и вдруг услышали характерный шум порога. Как же это так? Нам говорили — так получалось и по карте — о десяти километрах… Мы привстали, рассматривая в бинокли горизонт. Нет. Плесо было чистое, спокойное. А шум нарастал.
Вот еще поворот, открылось новое плесо. Вдали, на левом берегу, позолоченные вечерним солнцем показались постройки. Несколько ближе стояли плоты — их можно причалить только в затоне ниже порога, но река блестела прежней безмятежной гладью.
В шуме порогов всегда можно уловить определенный повторяющийся ритм: то затухание, то вновь подъем. «Бурный» ревел не так, как остальные пороги. Он гремел, как огромная турбина — ровно, без малейшего перерыва. Но где же все-таки порог?
Недоверчиво поглядывая на такую милую, ровную гладь реки, мы, на всякий случай, стали приближаться к левому берегу. И в надвигающихся сумерках нам показалось, что впереди запрыгали белки, однако там, где мы никак не ожидали — против причаленных плотов.
Течение сделалось быстрее, уклон воды был настолько велик, что если бы она вдруг застыла, то, пожалуй, лодка все равно покатилась бы вперед, как салазки на детской ледяной катушке.
Неожиданно на пути встала подпорожица — гряда камней, — мы обошли ее ближе к середине реки. Не успели вернуться к берегу — вторая. Опять обход. Но гряда камней уходит все дальше, теперь уже на самую середину реки; валы поднимаются все выше, крупнее; гладкая полоса воды стремительно суживается, клином втыкается в кипящий бурун — подпорожица внешним краем смыкается с порогом. Мы попались в ловушку. Остается одно из двух: или пробиться сию же минуту через подпорожицу, или войти в самый порог. А там — хаос, сплошная пена, и черными клыками торчат из воды камни залавка.