Интересно, что в восемнадцатом столетии и почти до половины девятнадцатого Енисейск был поставщиком железных изделий для Иркутска, Томска, Кузнецка и даже Семипалатинска. Потом иссякли под городом железные руды, и промысел упал. Осталось только название (многим теперь и непонятное) той местности близ города, где добывалась руда, — «Железная гора».
Кончилось железо, началось золото. В Северной тайге оказались сказочные россыпи. И Енисейск пережил и золотую лихорадку. От этой болезни в городе тоже остались следы: непомерно толстые стены каменных купеческих домов и больше десятка церквей, выстроенных кающимися грешниками-золотопромышленниками, на совести которых лежало немало загубленных душ. Недаром народная поэзия часто отождествляла золото с кровью.
Первый каменный дом в Сибири был построен именно в Енисейске в 1722 году. Это всего на девятнадцать лет позднее основания Петром Первым Санкт-Петербурга.
Здесь побывала в свое время экспедиция Норденшельда, здесь был Фритьоф Нансен. Отсюда в 1877 году начала свой героический рейс здесь же и выстроенная шхуна «Утренняя заря», которая под командованием русского капитана Давида Ивановича Шванненберга впервые в истории прошла Северным морским путем из Енисейска в Петербург.
Словом, в старой истории Енисейска много памятных дат и любопытных отметин. В новой истории — бурно развивающаяся лесная промышленность, баржестроение, первые опыты по разведению фруктовых садов. Здесь отличный краеведческий музей, хорошая библиотека, две полных средних школы, учительский институт, Дом культуры, три клуба. И явно не хватает одного этому городу — железной дороги. Но и она должна быть и, конечно, будет.
В Енисейске мы пробыли недолго — несколько часов: ночью пришел пароход «Маяковский», и мы, немытые и нечесаные, насквозь пропахшие смолой и дымом, ввалились в каюту.
Было странно видеть мягкие диваны, шторы на окнах, ступать по кожистому линолеуму пола. Электрические лампочки сияли ровным мягким светом, без дыма, без копоти; они не трещали и не брызгали искрами, как пихтовый сушняк в костре. Из-за полуприкрытой двери салона доносилось звяканье ножей и вилок — официантка накрывала столики к ужину, — и мы, взглянув на свой измятый, почерневший железный котелок, заменявший нам любую посуду от стакана до ведра, весело рассмеялись.
— Культура!..
В каюте после воздуха Чуны было душно. Засунув под диваны свои пожитки, мы выскочили на палубу. На пристани суетились матросы, отдавая чалки. Хрипло прокатился над рекой третий гудок — один протяжный и три коротких. Серое облако пара окутало капитанский мостик. Пароход вздрогнул и, шлепая плицами, отделился от дебаркадера. Цепочка освещенных окон огненной тенью побежала по воде рядом с пароходом. Искры, вырываясь из голенастой трубы, метелицей закружились за кормой.
Енисейск тихо уползал назад, в ночь. Стирались контуры построек, мельчали и гасли мерцающие огни города. Холодный ветерок ласково обвевал лицо.
Миша уселся прямо на палубу, я прислонился к нему спиной. Мы долго смотрели на берег, туда, где, чернея обломками коры, осталась наша милая, славная лодочка. Было жаль расставаться с ней, как с хорошим другом.
— Эх, соколики, измаялись, и подостлать, видно, нечего, — услышал я сквозь сон женский голос.
Вскочил. Солнце осыпало Енисей широкими теплыми лучами. Пароход уже проплывал Маклаково. Безобидной казалась теперь лента плотов возле лесозавода. Миша, свернувшись калачиком, спал рядом со мной на полу…
… Дорогой было решено, что Миша поедет в Тайшет — как грозная совесть, потревожить покой четырех зажиревших на карасевой ухе «пешеходов». Предполагалось, что с началом школьных занятий мы сделаем на комсомольском собрании доклад о своей поездке и потребуем, чтобы с такими же сообщениями выступила каждая из групп, участвовавших в летних походах. Старая дружба обязывала нас сказать «четверке» в лицо, что наш доклад не обойдет истории с мозолями на пятках.
В Красноярске мы сходили в баню, в парикмахерскую, остриглись и на другой день отправились на вокзал. В ожидании поезда долго и бесцельно бродили по перрону. Дежурный по вокзалу, взглянув на нас, качнул головой:
— Вот это да! Загар так загар. Давно с юга?