Улыбаются официанты в ресторане, с ними часто болтают. Их основной заработок – чаевые, которые обычно дают в размере 15 % от суммы счета. Улыбаются медсестры в больницах, среди них почему-то особенно много очень толстых и низеньких, как колобки. Как будто их на работу принимают по размеру. Вообще очень много толстых. На всех фотографиях – служебных, любительских – улыбающиеся лица, причем это выглядит естественно. Водители очень внимательны друг к другу на дорогах: если видят что кто-то спешит – пропускают.
Каждый день мы бывали у кого-нибудь дома. Эти дома очень разные. Наш был ухоженный, чуть-чуть чопорный, где сразу чувствуешь что надо вести себя прилично. В другом доме, где живут жена – психолог и муж – пенсионер – на трех этажах разбросаны каморки, кладовки, комнатки, закутки; на всех стенах висят какие-то картины и чьи-то фотографии, все заставлено и завалено книгами, в одном закутке подрамник с незаконченной картиной, в другой комнате – открытое пианино с раскрытыми нотами: тут я музицирую, а вот это наша спальня! На кровати валяются джинсы, кем-то наспех содранные с себя и вывернутые наизнанку. Никому даже не приходит в голову извиняться или испытывать неловкость: мы так живем!
Еще один дом. Она – филолог, он – инженер. Этим лет по 37–38. Кипы газет с подчеркнутыми словами, чем-то заинтересовавшими хозяйку. Ужин готовил муж, он это обожает. Приносят альбомы по архитектуре, ставят хорошую музыку, тащат дорогие напитки – попробуйте вот этот коньяк, вот это вино! Но у нас с утра были две больницы, и уже десятый час, и больше часа ехать домой, а с нами за столом сидит и засыпает Ховард, которому предстоит нас везти и который охотно пробует все, что предлагают.
После какой-то замысловатой фразы я вспоминаю маршаковское «Дом, который построил Джек» и пытаюсь перевести его на английский. Хозяйка узнает и удивляется: довольно глупый детский стишок, чем он мог меня привлечь?
Выходные провели на даче на озере Эри. Дача, разумеется, с тремя спальнями, тремя, соответственно, ваннами, гостинной, столовой и огромной верандой, застекленной от пола до потолка с трех сторон. Вид на озеро. Шторм, белые барашки, дождь, ветер. Сидим на веранде в мягких креслах. Розовое вино, картофельные чипсы, сыр. Собака у ног.
После дождя нас водят по территории дачи. Здесь причал, там живут змеи (с ними я познакомилась поближе на следующий день, когда полезла купаться – длинная узкая проплыла мимо ноги и высунула головку). Здесь два раза в день проплывает утка с утятами. Сюда около восьми вечера прилетает цапля. Это кормушка для бабочек, в неё наливаем воду с сиропом.
И снова подстриженная трава, в доме ковровое покрытие, обувь никто не меняет. Остров около канадской границы, в нескольких местах стоят два флага рядом. Показывают на другой остров, он уже в Канаде. И накаких признаков пограничной зоны, хоть плыви в Канаду на лодке.
Один раз побывали на вечере, посвященном всем городам-побратимам Кливленда. Большой зал, по периметру столики с едой и напитками. Венгры, поляки, чехи, французы, японцы. На столах флажки. Между столиками ходят музыканты. Вы откуда? Из России. Нам играют «Полюшко-поле», «Катюшу». Переходят к венграм – исполняют чардаш. Идут еще к какому-то столику. «Подмосковные вечера». Беру бокал иду туда:
– Добрый вечер! Здесь кто-нибудь говорит по-русски?
В ответ – на чистом русском языке:
– Нет, мы не говорим.
Среди сидящих за столом вижу знакомую. Накануне она возила нас по магазинам, одна из наших дам хотела купить шубу, и с изумлением обнаружила, что это не просто дорого, а очень дорого. Лора – украинка, родители привезли ее сюда, когда ей было пять лет. Здесь она получила образование, юрист, богата. Она выручает. Оказалось – славянский эмигрантский стол, люди привезенные из России, Польши, Литвы, Манжурии в детстве и отрочестве. За этим столом пили заметно больше, чем за другими. Уже выпив, подошли, наконец, к нам поговорить. Одна из них в сентябре должна приехать в Волгоград. Она присела рядом со мной и закурила:
– Майя, русская эмиграция 15-летней давности и сегодняшняя – это разные эмиграции. Раньше ехали трудяги, они вгрызались в эту жизнь, они всего добивались, они давно и хорошо устроены. Сейчас едет шваль. У них полно денег, они набиты долларами. У них свои счеты друг с другом. Раньше мы знали, что есть итальянская мафия. Если они хотели кого-то убить, они приходили в переполненный ресторан и убивали только его. Ваши взрывают машину, квартиру, весь ресторан целиком, и им плевать на людей, которые оказались рядом. Они же попадаются в магазинах на грошевых кражах: сопрут еды на 12 долларов и идут за это в тюрьму.