Стась достала ксивник, ногти царапнули по кубику. Вытащила неначатую пачку, бросила на грязные худые коленки, выпирающие из рваных джинсов.
Грязные пальцы жадно схватили золотисто-чёрную коробочку, из-под натянутой на самые брови вязаной шапочки сверкнули рысьи глаза.
— Можно про запас?
Скорее угроза, чем просьба. Попробуй не дай! И носик остренький. Вот они какие, уличные лапочки, крыски приспособившиеся. Не то, что некоторые.
Стась хмыкнула.
— Бери все. Я не курю.
— Зачем тогда брала?
— А разве на ощупь разберёшь? Думала — концентраты…
Стась присела рядом на тёплую панель. Некоторое время молчали. Девочка с острым личиком и тонкими пальцами каонистки быстро курила. Из-за мусорного бака вышла жирная крыса, посмотрела презрительно, пошла по своим делам. Стась крутанула кубик, но в темноте не смогла разобрать метки, а на ощупь не понять — то ли тройка, то ли пятёрка.
— У меня мятка есть. Хочешь?
На грязной ладошке — две продолговатые капсулы-иньект.
Стась присвистнула.
Ничего себе! Судя по цвету — очищенный, а это не меньше десятки потянет. Каждая.
Щедро.
— Концентрат. Тройная перегонка…
В голосе — грустная гордость.
Что-то еще было в этом голосе…
Стась прикинула на взгляд объём каждой капсулы. Посчитала. Сощурилась, вскинула голову. Спросила осторожно:
— Золотая пуля?
Усмешка у девочки тоже была острой. И взгляд. Поправила со значением:
— Две золотые пули…
— Ты… серьёзно?
— Не знаю ещё… — Она выдавила в вену на запястье пару капель. — Посмотрим. Холодно как-то — одной…
Стась покатала золотистую горошину на ладони. Около сорока стандартных доз. Полгода для начинающего и больше месяца для заядлого. Красивый жест, чёрт возьми!
— Где скендерила?
— Шутишь? Купила.
— Ого!
— Давно уже. Уходить надо красиво, правда?
А что, не лишено логики. Логичная девочка.
— Я ещё вчера думала. Но очень хотелось покурить. И чего-нибудь не слишком противного. А тут — ты. «Бонни» с чёрной смородиной. Надо же! Это судьба. — Она засмеялась. Закашлялась, — Я первый раз курю с чёрной смородиной. Надо загадать желание, как ты думаешь?
— Наверное.
— Я загадаю… Ну — как?
— Спасибо.
— Спасибо-да или спасибо-нет?
— Спасибо-нет.
— Ну и дура. На кой тебе ляд это всё?
— Дела у меня, понимаешь. Разобраться ещё кое с чем надо…
— А-а… Ну, дела — это да. Это уважительно. Пожевать ничего нету?
— Нету.
— Жаль. Было бы славно именно сейчас шоколадку раздавить, чёрную такую, с орехами. У них ещё слонопитек на фантике, знаешь?
— Знаю. У меня карамельки есть. Хочешь?
— Спрашиваешь! Конечно! Знаешь, тебя мне и вправду судьба послала. Нет, в самом деле! Я кидала вчера, выпало — встреча на повороте и новое рождение… А тут — ты… правда, про поворот непонятно. Не передумаешь?
— Нет.
— Ладно… А если всё-таки — то приходи. Я подожду ещё. С тобою славно…
Точка Отсчёта. Ставка «Иможен Коалисьён»
Лайен
Нулевая «Иможен Коалисьён» с юности отличалась дивным зрением и скверным характером. И годы не внесли корректив ни в первое, ни во второе.
— Лайен, детка, судя по твоей кислой роже — ты таки провалил задание. Простейшее и примитивнейшее задание, с которым справится любая домохозяйка. Не трудись оправдываться и уверять меня, что это не так.
Лайен, командор звена Экстрим и ответственный за сектор А-умляут попытался втянуть бритую под ноль голову в широкие плечи. Не удалось — мешала шея. Вздохнул. Выдавил с тоскливой безнадёжностью:
— Но это не так…
— Тогда позволь задать тебе один вопрос. Очень простой. Всего два слова: ГДЕ ОНА?
Лайен вздохнул ещё раз.
Нулевая скривила похожее на печёное яблоко лицо, продолжая сверлить подчинённого цепким немигающим взглядом. Морщинистые веки и манера держать глаза наполовину закрытыми делали её похожей на рептилию. Но не на черепаху. Слишком цепким и острым был взгляд полуприкрытых и почти бесцветных глаз. Именно за этот взгляд её ещё в молодости прозвали Каа.
Прозвище сохранилось до сих пор.
Хотя сейчас её так называл лишь необстрелянный молодняк. У побывавших хоть раз на месте бандерлогов напрочь отбивало охоту шутить…
— И это — мой лучший работник! У тебя было три дня.
— У неё недельная фора, — трепыхнулся Лайен обречённо, забыв о только что принятом твёрдом решении больше не возражать — И если вы думаете…