Ни разу.
Даже в шпильке.
Ему что — действительно наплевать? Или…
— Хороший анализ стоит дорого.
У него была острая улыбка.
И — никаких обертонов. Обломайся, детка.
— Взгляните сами. И оцените.
Его левая рука вынырнула из кармана, метнулась вперёд и вверх, потом снова в карман — она едва успела поймать маленький шестигранник информашки. Снова улыбка — быстрая и острая, как порез.
— Не захотите поработать — вернёте адекватом, мы вам верим.
Он пошёл к двери, а она смотрела ему вслед почти с восхищением. Нет, ну это же надо!
Так непринуждённо всучить кота в мешке, и кому — эриданцу!
Поймать не на чём-то — на всем известной эриданской этике! Он же почти издевался.
И — никаких обертонов…
Она подкинула информашку на ладони. Нехорошо усмехнулась, глядя на дверь раздевалки.
Хитрый мальчик.
Всё рассчитал, всё предусмотрел, ко всему подготовился…
Не учёл лишь одного.
В каждом опутанным старинными и нерушимыми традициями обществе имеются свои нарушители традиций.
Джуст. Площадь Бониклайда
Стась
— Что поставишь? — лысый толстяк оторвал заплывшие жиром глазки от арены.
Стась ткнула себе в грудь большим пальцем, потом вскинула вверх указательный. Толстяк с сомнением посопел, ощупывая Стась оценивающим взглядом. Решился.
Он очень громко ругался через шесть минут, отсчитывая Стась проигранные четыре месяца. Стась молчала — она старалась говорить как можно меньше. Голос имитировать куда труднее.
На арену она не смотрела — а чего смотреть? Любая честитка сразу бы сообразила, что этот осторожный качок не выносит и намёка на боль, а у рыжего не руки — капканы, из таких фиг вывернешься.
Через сорок минут у неё уже были необходимые для вступительного взноса полтора года. Но она не спешила.
В конце концов, это же не официальные соревнования — так, любительский показательный матч за ради праздничка, никаких тебе драконовских поэтапных проходов. Вот и воспользуемся.
Тем паче, что игроки подустанут, а ставки возрастут.
Хайгон-Астероиды. Пассажирский салон ультравена-экспресса
Тэннари
Разместить более сотни человек от семи до тринадцати лет в тесном помещении рейсового шатла — это работа не для слабонервных.
Тем паче, что практически все полторы сотни желают сидеть не иначе как у иллюминатора, а попытка усадить их куда-нибудь в другое место вызывает не просто бурный протест, а прямо-таки шквал негодования, а кто-то уже успел подавиться жевательной резинкой, а по салону носится ошалевший от новой обстановки недоксют с привязанной к левому хвосту консервной банкой, а кто-то засунул голову под кресло и там благополучно застрял и теперь громкими паническими воплями информирует об этом факте окружающих, а кто-то просится в туалет, а кто-то уже сходил, и теперь пытается кинуть в кого-нибудь памперс, а прибежавшая из второго салона милая девочка мило ябедничает на тихо дерущуюся в уголке парочку, да ещё и старшей воспитательнице становиться плохо с подозрением на приступ псевдоксоны…
Удовольствие ниже среднего.
Привязывая к креслу последнюю орущую и брыкающуюся малолетнюю неприятность, Теннари в очередной раз мысленно клялся, что больше уже никогда и никому не даст себя соблазнить никакими повышенными командировочными. Как, впрочем, регулярно клялся сам себе все последние годы.
Проходя к своему креслу в конце второго салона, он заметил Макса и вдруг вспомнил, что за всё время этого посадочного светопреставления ни разу не видел Ани.
Это почему-то его несколько обеспокоило.
— Макс, ты не видел Снежанны?
Макс прижал палец к губам и показал глазами в угол. Теннари настороженно посмотрел туда, готовый к любым неожиданностям, увидел знакомый свитер, плечо и часть затылка. Ани спала, отвернувшись к борту. Но почему-то спокойнее не стало, скорее — наоборот.
— Ей плохо?
— Она спит… Очень устала, понимаете? Она просила меня проследить, чтобы не будили… А у вас к ней что-то срочное? Разбудить?
Макс явно заразился от Теннари беспокойством. Не дело это — детей пугать…
Теннари усилием воли согнал с лица настороженно-подозрительное выражение, покачал головой. Пошёл дальше.
Бедная девочка устала, чего тут такого? Да и Макс не из тех, что устраивают подобные мелкие пакости… Во всяком случае — только не Ани, он о ней так трогательно заботится. Вполне возможно, это именно из-за него… Впрочем, ладно — это их дела.