В былые времена киркутти был непременным спутником курга в битвах и в мирное время. Примененный как рубящее оружие — им рубили наискосок, справа сверху, налево вниз, — он давал поистине ужасный эффект. Им можно было разрубить человека надвое. Сейчас киркутти служат кургам как топоры. При помощи киркутти можно легко свалить дерево, прорубить дорогу в густом лесу и нарезать съедобных бамбуковых побегов.
Тяжелые ружья с шестигранными стволами служили в старину кургам для охоты на слонов, стада которых еще полтора века назад наводняли страну. Из ружей поменьше они и сейчас бьют кабанов и обезьян, которые, выходя из лесов, совершают набеги на рисовые поля и сады.
С г-ном Повайя мы распростились поздно вечером, узнав от него много интересного о его родине.
На другой день капитан Бидапа пригласил нас в Меркару. И маленький фиат снова ввинтился в густую сень могучих кургских лесов.
Дорога на Сиддапур, показавшаяся нам необычно крутой и извилистой, не шла ни в какое сравнение с коротким участком пути до Меркары. То справа, то слева от нас проносились бездонные зеленые пропасти. Зеленые громады гор то нависали над головами, то отступали, и тогда открывались обширные долины, синие горы и быстрые речушки. Указывая на гребни Западных Гат, подернутых дымкой расстояния, Бидапа сказал:
— По ним идет водораздел. По ту сторону — крутой спуск к Аравийскому морю. Там Керала с ее каналами, пальмами, катамаранами, древней культурой народа малайялам. Керала красива по-своему, а мне кажется, что нет места красивей Курга. Поглядите, какой чудесный пейзаж! Это напоминает мне Уэльс.
Нам не приходилось бывать в Уэльсе, но мы никогда доселе не видели в Индии таких богатых лесов, страны с таким прекрасным климатом и столь редким населением. Порой мы проезжали несколько километров, а на дороге не попадалось пи одного человека.
— Вот и Меркара! — сказал через полчаса капитан.
Навстречу из расселины бежали веселые редкие домики с красными черепичными крышами, окутанные клубами зелени. Нависая один над другим, они, казалось, играли в чехарду. Среди них серым пятном угрюмо маячила на пригорке крепость, сверкали шпили небольшого храма.
Проехав по окраине Меркары, мы остановились на отвоеванной у гор ровной площадке, посередине которой притулилась заросшая дикими травами старая ограда. Из-за ограды выглядывали обросшие зеленым мохом кресты.
— Могилы англичан, — кивнул в сторону крестов капитан. — Они жили здесь в разное время.
— А есть ли они тут сейчас?
— Да, их тут немало. Они работают управляющими на плантациях, на лесоперерабатывающих фабриках.
— Осели здесь навсегда?
— Нет, как правило, сделав хорошие деньги, они уезжают на родину. Пойдемте-ка к обрыву!
Мы пошли за ним и очутились на краю бездонной пропасти. Казалось, мы могли видеть отсюда весь Кург во всей его красе. Он был похож на бескрайний вздыбленный зеленый океан. С огромной высоты лоскутками виделись полоски рисовых полей, ниточками тянулись речушки. Едва видны были фигурки людей. Захватывало дух от высоты.
— Раджи Курга любили сидеть в том вон павильоне и любоваться здешней панорамой, — сказал капитан. — А посмотрели бы вы что тут творится, когда расцветают деревья «пламя леса»! На них распускаются огромные огненно-красные цветы, и кажется, что весь Кург внизу полыхает пламенем. Здесь, между прочим, было и место казни. Неугодных раджам людей швыряли вниз, в пропасть.
Мимо нас к павильону кургских магараджей прошла стайка молодых индийцев. На них — белые монашеские одеяния, на груди — распятия. Все они были смуглыми и щуплыми, и среди них резко выделялся бычьей красной шеей и кирпичной физиономией одетый в такой же балахон белый священник. Характерная металлическая речь выдавала его заокеанское происхождение. Должно быть, он был главой этой группы. Паства его безудержно хохотала — как видно, американец отмочил соленую шутку. На его физиономии, налитой добрым виски и пивом, играла снисходительная улыбка самоуверенного, знающего себе цену человека.
От обрыва мы поехали к крепости. Бидапа по дороге рассказывал:
— В крепости есть дворец кургских раджей. Он тесный, вентиляция в нем плохая. Раджи в нем жили с 1681 года, когда Вира Раджа Четвертый перенес сюда свою столицу. Во дворце после этого жили наместники Хайдара и Типу.