– Что? – повторил Вязников и поднял к голове ладони.
К пальцам метнулись маленькие молнии, Даниил инстинктивно отдернул руки и зашипел от боли.
– Черт! – воскликнул он, тряся пальцами. – Током бьет.
Может быть, это движение сняло с головы избыточный заряд, а может, иные причины сыграли роль, но электрическая буря в волосах математика прекратилась так же неожиданно, как возникла. Илья с Даниилом вывалились из машины и встали, полуобнявшись, будто каждый из них не мог держаться на ногах самостоятельно.
– Что ты чувствовал? – спросил Илья, неожиданно для себя перейдя с Антоном на "ты".
– М-м... Сначала ничего. А когда вы мне сказали, – Вязников сделал паузу, прислушиваясь к своим ощущениям, – жар возник в голове, не внутри, а на коже. Внутри как раз все было холодно, и холод этот спускался к ногам. У меня и сейчас ноги будто замороженные. Стою, как на ледяных столбах, впечатление такое, что отморозил пальцы.
Он опустился на асфальт, прислонился к кузову "жигуля" и расшнуровывал туфли, а потом снял носок с левой ноги и потрогал пальцы руками.
– Ничего, – удовлетворенно проговорил он. – Теплые.
– То, что ты сейчас описал, – сказал Репин, – я читал не так давно в книге о йоге Рамачараке. Раскрытие какой-то там чакры. Очень похоже.
Даниил натянул носок, надел и аккуратно зашнуровал туфли, но подниматься не стал, так и сидел, поджав ноги.
– Что это было? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Антон.
– Ты видел? – обернулся к нему Репин. – Хотел бы я знать, что стало причиной! Ясно, что не процессы в мозгу Даниила Сергеевича Вязникова. В его организме просто нет столько электричества.
– Как жить? – с неожиданной тоской в голосе сказал Вязников. – Как жить дальше?
– Антон тебе все прекрасно объяснит, – хмыкнул Илья. – Давайте действительно поедем, а то становится темно.
Антон сел за руль, посмотрел в зеркальце: Даниил привалился к спинке в углу сидения, Илья – у противоположной дверцы.
– Какой пакости теперь прикажете ждать? – спросил он. – Ямы на дороге?
Репин с Вязниковом переглянулись.
– Может, и ямы, – тихо проговорил Даниил. – А может, вспыхнет в небе звезда ярче Солнца, и жизнь на Земле прекратится в один миг, потому что изольются лучи смертные...
– Даня, – сказал Репин. – Возьми себя в руки. Пожалуйста. Антон все еще не понимает смысла твоей теоремы.
– Вы... Ты думаешь, что нужно объяснить? Так, чтобы понял?
Илья встретил в зеркальце взгляд Антона и сказал твердо:
– Ни в коем случае.
– Тогда поехали, – Вязников отвернулся к окну, за которым уже опустился быстрый вечер: в фиолетовом небе зажглись первые звезды, закат за лесом был багровым, завтра, похоже, ожидался ветренный день. У Даниила крепло ощущение, что все происходившее вокруг – в последний раз. И вечер этот, и дорога, и тихий напряженный разговор, и крик птицы, неожиданно взлетевшей из кустарника, и ослепляющий свет фар встречных машин, и красные огоньки машин, мчавшихся в сторону Москвы, и еще что-то, чего он не мог определить, потому что не думал об этом. Все было в последний раз, потому что...
– Что бы я ни говорил прежде, – тихо произнес Даниил, – все равно правда остается: Володю убил я. Больше просто некому.
– Если уж быть точным, – пошевелился невидимый уже в полумраке Илья, – то Митрохина убил Тихомиров, когда решил спалить старые журналы.
– Я, – громко и твердо сказал Даниил, будто точку поставил.
– Можно считать ваши слова официальным признанием? – поинтересовался Антон.
– Можно, – сказал Вязников. – Если признание – царица доказательств, считайте дело законченным.
– Антон, – предостерегающе произнес Илья, – не слушай ты его, ради Бога. И поехали наконец. Сколько можно стоять на месте?
Антон включил зажигание и вывел машину в правый ряд. Минут через десять проехали пост ГИБДД, зарево огней большого города осветило полнеба, притушив звезды, Антон свернул с магистрального шоссе, и за все это время никто не проронил ни слова. Когда подъехали к дому, Антон сказал:
– Что мне делать с вашим признанием? Что я напишу в деле? О теореме Вязникова, в которой ничего не понял?
Даниил промолчал, Илья хмыкнул. Наверх почему-то поднялись по лестнице, никто даже не подумал остановиться у шахты лифта. Женщины сидели на кухне и, похоже, без мужей чувствовали себя вполне комфортно.
– Ну вы даете! – заявила Света. – Где вас носило три с половиной часа? Антон, почему ты не взял мобильник?
– Вы тут зря времени не теряли, – улыбнулся Антон. – Нам-то хоть коньяк оставили?
– Ты же видишь, – возмутилась Света, – бутылка почти целая. Мы только в кофе...
– Некий Протченко, – назидательно признес Антон, – тоже употреблял коньяк только с кофе, что не помешало ему стать серийным убийцей.
– Вот так он всегда, – повернулась Света к Оле, которая хмурилась и не сводила взгляда с мужа, – на любое мое замечание приводит в пример какую-нибудь жуткую криминальную историю.
– Что случилось, Илюша? – тихо спросила Оля.
– Ничего, – сказал Илья. – Даниил, садись и, пожалуйста, не думай о плохом. Кофе тебе с коньяком или без?
– Ты полагаешь, – усмехнулся Даниил, – что достаточно думать о хорошем, и тогда вместо монстров в мир будут являться ангелы?
– Не знаю, – сказал Илья. – Может быть. Что мы знаем о следствиях из теоремы Вязникова? Садись, в ногах правды нет.
Даниил покачал головой.
– Я пойду, – сказал он. – Если, конечно, в кармане у Антона Владиславовича нет предписания на мой арест.
– Нет у него ничего, – заявил Репин. – И не будет.
Вязников повернулся и пошел к двери.
– Пожалуйста, Даниил, – сказал ему вслед Илья, – держи себя в руках. Теперь...
Он не договорил. В соседней комнате, где несколько часов назад шел допрос с пристрастием, что-то с грохотом повалилось, и чей-то истошный вопль прорезал тишину. Вязников застыл на пороге, Оля бросилась мужу на грудь, Света вцепилась в спинку стула, и лишь Антон сохранил самообладание. Он ворвался в кабинет, готовый к чему угодно, но только не к тому, что увидел, включив свет.
Все оставалось на своих местах. Ничто не разбилось, не упало, даже не сдвинулось с места. И кричать здесь тоже было некому. Только... Показалось, или действительно легкое дуновение воздуха коснулось щеки, будто кто-то невидимый проскользнул мимо Антона в проем двери? Он обернулся, встретил настороженные и испуганные взгляды и покачал головой.