— Labor fallit curas[54], - сообщил он, пристроившись поудобнее и смотря на сослуживца с ожиданием; тот пожал плечами.
— Ну, пусть; поглядим, что ты тут еще измыслил…
— Не измышления, но факты, — притворно обиженно надувшись, отозвался Курт и отвернулся, взгромоздив ногу на подоконник и обхватив колено руками; Ланц нахмурился, окунув взгляд в написанное неохотно и медленно, словно входя в ледяную воду в жаркий день.
За его реакцией Курт не следил — смотрел вниз, на видную с этого этажа соседнюю улицу и крыши домов, на редких голубей, облюбовавших чердаки Друденхауса (не он первый уже задумался над тем, почему нигде больше эти божественные, но весьма неопрятные создания не поселились, игнорируя даже кровлю сбора); наконец, когда за спиной послышался еще один тяжкий вздох, он обернулся, ожидая вердикта.
— И чему ты так радуешься? — все еще недовольно осведомился Ланц, глядя на его улыбающееся лицо; Райзе отозвался первым, забирая у него исписанные листы и тоже пробежав глазами текст отчета:
— Temeritas est florentis aetatis[55]… Хотя, Дитрих, академист прав, похоже.
— Поглядим, — возразил тот. — На продолжение дела, я так мыслю, Керн благословение даст; лично мне сдается, здесь и в самом деле что-то есть. И, уж так и быть, пиши запрос о возмещении расходов на осведомителей, я передам. Что думаешь теперь?
Курт перестал улыбаться, чувствуя, что на щеки наползает краска, и смущаясь еще более от того, что это было видимо старшим; отвернувшись и снова уставившись за окно, он пожал плечами, понизив голос:
— Собственно, я не совсем уверен… Словом, мне нужен совет.
— Ущипните меня, — с преувеличенным изумлением прокомментировал Ланц; он поморщился.
— Дитрих, я серьезно. Для меня это проблема… Мне весьма мало известны, так сказать… принципы того, quo pacto deceat majoribus uti[56]…
— Короче, — поторопил его Ланц; он кивнул:
— Да… До сей поры, видишь ли, мое общение с высшим обществом ограничивалось беседами с провинциальным полусумасшедшим бароном; чисто в теории я знаю, что на наши вопросы обязан ответить хоть сам князь-епископ, однако же вполне отдаю себе отчет и в том, что мое неверное поведение может выйти боком нам всем…
— Еще короче, абориген; я тебя что-то не пойму.
— Хорошо, — решительно кивнул Курт и договорил уже на одном дыхании: — Мне стало известно, что графиня Маргарет фон Шёнборн почасту общалась с кельнскими студентами, в том числе и с покойным Филиппом Шлагом; поэтому мне пришла в голову мысль задать ей пару вопросов. Но я не знаю, насколько мне можно быть настойчивым в этом отношении и…
— Euge! Macte virtute![57] — провозгласил Райзе, тяжело хлопнув его по плечу; Курт схватился за подоконник, едва не перекинувшись наружу, и вскочил на ноги.
— Ты что — спятил? — вырвалось у него не слишком обходительно; тот рассмеялся, подмигнув Ланцу.
— А я-то думал — почему он так за это дело уцепился; оказывается, чтоб изыскать законный метод подкатить к нашей прекрасной госпоже! Ай да академист, вот это мозги; мне этого в голову не пришло…
— Неправда! — возразил он, чувствуя, что теперь уже бледнеет и злиться начинает не на шутку — отчасти на Райзе, отчасти — на себя самого, понимающего в глубине души, что в его словах есть немалая доля истины. — Все не так!
— Густав, утихни, — оборвал Ланц сослуживца, едва успевшего открыть рот для очередной шпильки, и воззрился на Курта непонятным взглядом — он так и не понял, придирчивым или понимающим. — Ты серьезно, абориген? Собираешься допрашивать племянницу герцога? Quo argumento?[58]
— Не допрашивать, Дитрих; у меня ведь нет никаких подозрений, никаких претензий или обвинений, просто она еще один свидетель, знавший покойного лично… — он поднял глаза к лицу Ланца, силясь понять, есть ли в его взгляде хоть тень насмешки; тот был серьезен, и Курт с облегчением перевел дух — принужденные оправдания сбивали его с мысли и начинали вызывать в себе самом невнятные сомнения. — Всего пара вопросов — насколько хорошо они были знакомы, не откровенничал ли он с ней…
— Есть причины так думать?
Курт неловко дернул плечом, тут же кивнув, и пояснил негромко, снова отведя взгляд в сторону:
— Не могу сказать в точности; скорее, лишь некоторые подозрения. Но, Дитрих, когда я только просил о начале самого дела, у меня тоже не было ничего, кроме подозрений, однако же…
— Ну-ну-ну, — нахмурился тот, — только не надо теперь каждую бочку затыкать твоими прозрениями; в твоих бумагах об особых способностях ничего не упомянуто, посему от тебя я буду требовать того же, чего от меня потребует Керн — явственных и вразумительных обоснований.